Разгребая сугробы, Годзилла удалялся в глубь правобережья, и теперь я мог видеть только маячащую над снежными барханами верхушку его ротора. Вертолёты тоже скрылись с глаз, и я подумал было, что не увижу больше на берегу ничего интересного, как вдруг моё внимание привлёк появившийся невесть откуда вездеход: приземистая угловатая машина на широких резиновых гусеницах. Она подкатила к противоположной стороне перегородившей реку проруби и остановилась неподалеку от её края.
Судя по адаптивному камуфляжу брони и всего одной пулемётной турели, вездеход был разведывательным. Однако среди вылезших из него пятерых людей не оказалось ни одного военного. Я напряг зрение: да, верно — они были одеты в доспехи без каких-либо опознавательных знаков и вооружены армганами. Все, кроме одного. У этого ничем не примечательного субъекта в руке вместо оружия был длинный трёхметровый шест с набалдашником, величиной и формой напоминающим страусиное яйцо. Отдалившись от машины на десяток шагов, шестоносец вонзил своё орудие в снег навершием вверх и, отступив от него, скрестил руки на груди, явно чего-то ожидая.
— Занятно, — пробормотал я, даже не подозревая, чем занимается эта неопознанная компашка, которую не смущали ни плавающие в проруби человеческие останки, ни свежие пятна крови на снегу.
Хотя нет, одна догадка меня всё-таки посетила. И, желая поскорее её проверить, я подозвал к себе Свистунова…
Доводилось ли вам когда-нибудь видеть пребывающего в глубокой депрессии человека, которого заставили ползать по-пластунски? Зрелище довольно жалостливое и в то же время вызывающее невольную улыбку — это словно умерший клоун, уложенный в гроб прямо в цирковом гриме. Само по себе ползанье отнимало у Тиберия не так много сил, даже с учётом его сломанной руки. Но гримаса у него при этом была такой страдальческой, словно я заставил его елозить голым брюхом по битому стеклу с привязанным к спине мешком цемента.
Впрочем, когда доктор добрался до моей скрытой позиции, его настроение быстро переменилось. Нет, он не повеселел, но печать вселенского уныния у него с лица сошла, сменившись выражением опасливого любопытства. И чем дольше Свистунов пялился на отирающихся близ проруби сталкеров, тем опаски в его взоре оставалось всё меньше, а заинтересованности — больше.
— Есть какие-нибудь соображения, доктор? — в нетерпении заёрзал я, когда понял, что приглашенному мной на наблюдательный пост консультанту явно не терпится высказаться. — Это — они?
Кто такие, эти самые они, уточнять не потребовалось. Тиберий прекрасно понял, кого я имею в виду, и ответил мне уверенным утвердительным кивком.
— Я не видел Талермана с тех пор, как тот покинул «Светоч», — добавил он затем. — Но человек с манком определённо похож на Давида Эдуардовича.
— Ты имеешь в виду того типа, который воткнул в снег палку? — попросил я уточнения.
— Да, — подтвердил Тиберий. — Только не палку, а манок. Настроенный на определённую частоту мью-фон, который привлекает к себе автоны. Наши полевики используют такие… палки, когда им приходится работать вблизи металлорастений. Те сразу начинают тянуться к манку, как к магниту, и совершенно не замечают человека, даже если он встанет рядом с ними.
— А что, полезная в хозяйстве хренотень, — заметил я. — Вопрос лишь в том, где Умник — если, конечно, ты не обознался, и это он, — увидел здесь металлорастения?
— Если это он, — ответил Свистунов, — и если те твари, что сожрали наш «Лототрон», — Гордии, значит, я знаю, для чего Талерману нужен манок. Мигранты, которых создали для культивации искусственных автонов, также вполне могут слышать его сигналы.
— Всё ясно, — кивнул я. — Стало быть, по-твоему, это барин свищет своих борзых? Но кто его сопровождающие? Ты только глянь, какая у них техника! Не хуже, чем у военных.
Ответить Зелёный Шприц не успел, поскольку в этот момент к Умнику действительно подкатили уже знакомые нам два неистребимых железных клубка. Я проворонил, когда они слезли с Годзиллы — видимо, это случилось после того, как он сбросил с себя «Ларгу», — и где прятались от барражировавших над рекой вертолётов. Но сейчас Гордии и впрямь вели себя, словно покорные человеку, дрессированные псы.
Никто из охраны Талермана не проявил признаков беспокойства и вообще не сдвинулся с места. Мигранты, вновь принявшие удобную для перемещения по снегу, каплеобразную форму, остановились у манка, после чего Давид подошёл к ним, встал между ними и взялся производить какие-то манипуляции. Чем конкретно он там занимался, мы не видели, но его возня продлилась недолго. Завершив её, Умник вернулся к манку, выдернул его из снега, а затем нацелил набалдашник на грузовой отсек вездехода.
Кому предназначался этот указующий жест, выяснилось, когда оба Гордия подползли к машине, мгновенно приняли облик огромных амеб и, уцепившись ножками за борта, вскарабкались в кузов. Где столь же оперативно трансформировались в два одинаковых чёрных куба, ничем не отличимых издали от контейнеров для перевозки оружия или оборудования.
Впечатляющий цирк, ничего не скажешь. Особенно после всего того, на что мы сегодня насмотрелись. Даже не верилось, что эти безропотно исполнившие команду: «Замри!», хищники совсем недавно растерзали исследовательскую группу, два взвода солдат и остервенело рвали когтями броню катера. Будь у меня возможность, я тоже завёл бы себе парочку таких ручных зверушек и посмотрел, как поубавилось бы потом количество желающих покуситься на мои сокровища.
Однако куда больше нас заинтересовали не эти два чёрных куба, а ещё один — маленький, который остался на снегу там, где Умник возился с Гордиями. Ха, да неужто перед тем, как залезть в кузов, один из них успел разродиться мигрантиком, который со временем вымахает до размеров своих папы и мамы?…
Именно так я бы и подумал, если бы понятия не имел, на что сейчас смотрю. Но поскольку сегодня этот самый кубик и его содержимое уже побывали в моих руках, то и ввести меня в заблуждение он не мог.
«Лототрон»! Ага, значит, та тварь на экскаваторном транспортере не сожрала нашу добычу, а лишь засунула её себе, фигурально выражаясь, в багажник! Затем, чтобы принести этот контейнер своему хозяину, который, как утверждает Зелёный Шприц, уж больно падок до таких редких вещиц.
— Мерзкий, проклятый авантюрист! — выругался в адрес Талермана Тиберий со всей присущей ему интеллигентностью.
— Коварный подонок! Беспринципный вор и убийца! Кровожадный мясник! Ну, погоди, мы до тебя ещё доберёмся! Будет и на нашей улице праздник!
Видит око, да зуб неймёт — вот какое ощущение терзало в эту минуту нас с доктором. И если для пресловутой басенной лисицы высоко висящий виноград не являлся вопросом жизни и смерти, то для меня утрата «Лототрона» стала настоящей трагедией. Путеводное созвездие, которое я неожиданно узрел, вновь погасло, превратившись в тлеющую, дрожащую искорку. И теперь она улетала от нас всё дальше и дальше, как бы отчаянно мы за ней ни бежали. Поэтому бессильные угрозы Свистунова Умнику звучали не устрашающе, а попросту жалко, и были фактически обращены в пустоту.
