— Напиши, что ты писала вчера.
Я склонилась к столу, чувствуя его взгляд затылком, всем телом, словно он проник под одежду и обжигал мне кожу. Старательно вывела все буквы его имени и протянула бумагу. Но он даже не посмотрел на лист, сжал мое запястье.
— Смотри мне в глаза.
Проникновение было мягким. Я впустила. Сразу, без сопротивления, позволяя увидеть все, что было вчера, дрожа всем телом от прикосновения его пальцев к коже и чувствуя, как он опутывает паутиной мое сознание, подчиняя и раскрывая, чтобы увидеть все, что там спрятано. Отпустил взгляд, и внутри возникла пустота. Почему-то, когда он был в моем сознании, я не испытывала дискомфорта. Это так естественно — позволять Нейлу видеть мои мысли. В тот момент я была настолько открыта и наивна, что даже не допускала возможности скрывать свои эмоции.
Я не умела играть в женские игры, в маскарад, в притворное равнодушие. Я даже не знала, что так возможно. Он усмехнулся краешком чувственных губ, и я почувствовала, как сердце забилось в горле, как захватило дух, и я полетела вниз, еще ниже, на одну высоту. От его красоты, от того, как сверкнули синие глаза еще незнакомым мне блеском, но таким притягательным… таким мужским. От него все тело наэлектризовалось, и я вдруг поняла, что Нейл держит мою руку за запястье. Забрал клочок бумаги и вдруг нахмурился. Я увидела, как он рассматривает длинный красный рубец, протянувшийся вдоль тыльной стороны моей ладони. Попыталась одернуть руку, но Нейл сжал сильнее. Откинул манжет, изучая след от хлыста. Мне казалось, что воспламенилась моя кожа, дышать стало еще труднее, и я медленно погружалась в кипяток диких ощущений. Пожалуй, я готова была вытерпеть еще столько же ударов, лишь бы это стало причиной прикосновений.
— Клэр!
Я вздрогнула от того, как сильно прозвучал его голос, нарушая тишину. Он вспорол ее нескрываемой яростью, от которой зазвенел воздух и запульсировало в висках.
А потом я с ужасом смотрела, как на тонкой коже Клэр вздуваются рубцы. На щеках, на подбородке. Как она закрывает лицо руками и кровь сочится через ее пальцы, как она падает на колени и вздрагивает, вздрагивает, словно на нее сыплется град ударов.
— Никогда не трогай то, что принадлежит мне! — Женский всхлип. — Никогда не смей прикасаться к тому, что я назвал своим! — Клэр стонет от боли, извивается на полу. — Никогда не делай больше, чем тебе позволено!
— Не надо!
Не знаю, как это вырвалось из пересохшего горла, но Нейл метнул на меня яростный взгляд.
— Пожалуйста. Не надо.
Он снова прищурился… словно плохо расслышал, что именно я говорю.
— Не надо, — повторила я и сглотнула, глядя ему в глаза.
Заметила, как, пошатываясь, Клэр встала с пола, утирая лицо рукавом.
— У меня ночью будут гости, важные гости, проследи, чтоб ее не видели, и прикажи сменить ей полностью гардероб, Клэр. Мы не на острове. И еще — чтоб сегодня на ней не было ни одного шрама. Мне плевать, как ты это сделаешь.
Нейл вышел из кабинета, а я посмотрела на Клэр и вздрогнула. Ее холеное лицо бороздили рваные рубцы, такие же, как на моих руках. А в глазах, с размазанной тушью и застывшими слезами, я прочла удивление, шок, полное непонимание и… еще более жгучую ненависть.
Она не сказала ни слова пока мазала мои руки какой-то вонючей мазью и прикладывала к ним повязки. Ни единого слова. Но в этот момент я поняла, что у меня появился личный враг и этот враг сделает все, чтобы меня не стало.
Глава 15
Я менялась с каждым днем, с каждым часом во мне происходили перемены.
Исчезала маленькая наивная девочка, которая не видела ничего, кроме синего цвета, номера на одежде и ежедневной шеренги, появлялась женщина. Еще не осознавшая собственного предназначения, но уже изнывающая от зарождающегося безумия. Я иногда ловлю себя на мысли, что никогда не чувствовала себя Нихилом, не испытывала фанатичного осознания своего предназначения. Да, я была превосходным проводником. Стала со временем, но не потому что это был талант. Я принадлежала Нейлу, и именно моя принадлежность ему и делала меня той, кого он хотел во мне видеть. Ни для кого другого я бы не стала ни проводником, ни кем бы то ни было другим.
Безумие овладевало мной не постепенно, а рывками, какими-то хаотичными спиралями, которые обматывались вокруг меня путами, и я не могла от них избавиться. Каждую секунду оно отвоевывало себе кусочек меня, по миллиметру, и отдавало ему. Иногда мне будет казаться, что я слышу, как щелкают острые ножницы, отрезая, кромсая, калеча ту меня, которая еще не знала, что такое любить Нейла. Любить того, кто никогда не ответил бы мне тем же.
Первые перемены произошли мгновенно, в ту же ночь, как он вернулся. Вечером я была одной, а утром стала совсем иной. Первые разочарования быстро заставляют взрослеть, первая боль меняет сознание. Не физическая. Моральная. Та, о которой я не подозревала и в которой потом буду захлебываться изо дня в день.
Он вернулся. Это единственное, о чем я думала, когда наконец-то оказалась в своей комнате и захлопнула дверь, прислонившись к ней спиной. После каждой нашей встречи я любила ее подолгу вспоминать, по минутам и по секундам. Словно трогать кончиками пальцев каждую эмоцию, каждое биение сердца, которое менялось со скоростью звука. Это как глоток кислорода, которого хватает на определенное время. С каждым днем эта потребность становилась сильнее, прогрессировала, как опасное, смертельное заболевание. После каждой встречи промежуток времени уменьшался. Я дышала его присутствием, а потом делала вдох и не могла выдохнуть… Я пыталась снова и снова в тщетной, бесполезной попытке дышать воздухом, в котором нет его запаха. Минута за минутой, час за часом. Только я пока не понимала, через какой промежуток времени больше не смогу терпеть и сдамся… Сдамся этой голодной, пожирающей мою силу воли тоске. Необратимость. Мне никогда не справиться с этим рубежом, не удлинить его, не забыть о нем. Это моя доза кислорода. Персональный запас. За чертой — агония. Со временем я начну задыхаться без него.
Оказывается, когда он так близко, этот промежуток еще меньше, чем, когда его рядом нет. Искушение настолько сильное, что я не в силах ему сопротивляться.
Не в силах, потому что еще не умею контролировать, не понимаю, что происходит, не осознаю, как сама ныряю в тот омут, из которого уже больше никогда не выбраться. Любить Нейла Мортифера — это самоубийство. Я уже полетела на огонь и буду гореть живьем и беззвучно орать от адской боли, молить о смерти того, кто по-садистски, эгоистично не даст мне избавления.
Сидя у себя в комнате на аккуратно застеленной постели, я слышала звуки музыки, голоса, и мне ужасно хотелось посмотреть, что там происходит. Просто издалека прикоснуться к той жизни, в которую меня никогда не пустят. Несколькими часами ранее мне принесли новую одежду. И сейчас я несколько раз обошла ее кругами, не решаясь надеть на себя то, что никогда в жизни не носила, а видела только на картинках. Это не были бесформенные вещи для Нихила — это было платье. Мне оно показалось очень красивым. Сравнивать особо не с чем, но я приложила его к себе. Долго трогала мягкие складки, проводила руками по застежкам и воротнику, а потом сбросила с себя блузку и юбку и все же надела его. Подошла к зеркалу. Мне захотелось зажмуриться. Я не привыкла видеть себя такой. Снова открыла глаза и застегнула змейку на спине. Черный материал обтянул кожу, спускаясь мягко по бедрам к коленям. Я поправила декольте, рукава до локтя. Сдернула повязки с запястий — рубцы исчезли. Остались тоненькие розовые полоски.
