– Марк, я люблю тебя. Как же я люблю тебя.
На следующий день в состоянии повышенной нервозности мы покинули квартиру. Возле остановки Марк отвел меня в сторону.
– Ты все помнишь? – спросил он.
– Доехать до завода, сесть там и ждать тебя – это не так сложно запомнить, – я улыбнулась, он кивнул.
– Лика, я хочу, чтобы ты знала… – он замолк, глядя вдаль, – я…
– Маршрутка, – окликнул Леша, и Марк кивнул.
– Тебе пора, – сказал мне, и я полезла в маршрутку, быстро обняв его. Маршрутка вывезла меня к окраине, оттуда я отправилась пешком, держась кустов. Марк сказал, что бояться мне нечего, на заводе никого не будет: ни бомжей, ни наркоманов. Его словам я как всегда поверила безоговорочно. Расположившись в комнате на деревяшке, я сидела, разглядывая стену, сложив руки на груди. Волновалась за Марка, очень хотела знать, что происходит, но мне было велено просто ждать. Даже телефон я оставила дома по его указанию. Пытаясь отвлечься, я стала думать о Марке. Мысли неизменно возвращались к сцене на остановке, что он хотел мне сказать? Марк был очень серьезен, и слова давались ему с трудом. Потом вспомнились Лешины взгляды, которыми он меня одаривал, потом наставления Марка, которые он давал мне перед встречей с Павлом… И в какой-то момент в голове словно щелкнуло, наверное, сработала дурацкая игра в шпионов, но я вдруг увидела со стороны мои отношения с Павлом, и наши с Марком. Они были похожи, как две капли воды.
– Глупость, – буркнула я, но мысль засела в голове. И я начала думать, анализировать, сводить данные, как учил меня он. Впервые за это время я делала все это в отношении того, кто был рядом со мной каждую минуту, кто научил меня этому, – в отношении Марка. И страх начал заполнять меня, потому что я не находила ответов на многие вопросы, зато находила такое, о чем вовсе не хотелось думать. Я в один момент поняла, что ничего не знаю о Марке, почти за полгода знакомства я не знаю ничего: ни его фамилии, ни откуда он родом, из нашего города или нет, где он учился, кем работает. Я даже не знала, что за проект стал причиной раздора между ним и Потаповым, и какова цифра той суммы, о которой шла речь. Откуда вообще у Марка друзья, имеющие возможность дать столь крупную сумму денег? Я поняла, что за все это время не видела ни одного его друга кроме Леши. Более того, самого Марка не только тоже никто не видел, но мои родители вовсе не знают о нем ничего.
– Какая глупость, – пробормотала я, косясь на часы, – какой бред лезет в голову.
Но я уже не могла остановиться. Я ненавидела себя за каждое подуманное слово, стыдилась этого, думая, как смогу потом оправдаться перед Марком за такие мысли? Но ум, натренированный им и ставший цепким, продолжал хватать данные и строить цепочки.
Я подумала, что вся игра в шпионов изначально была нужна для того, чтобы подготовить меня к этой операции с похищением. Я должна была научиться мыслить и анализировать не как обычный человек, а глубже, пользоваться приемами ухода от слежки, чтобы никто не мог засечь нас с Марком. И на всякий случай, конечно, он учил меня остальному, не зная, что именно может пригодиться мне, но понимая, как каждое звено отдельно развивает мою личность в нужном ему направлении.
«А если не было никакой сделки»? – подумала я. Если на самом деле все гораздо проще: Марк просто решил разбогатеть таким образом. Подсунуть богатому парню глупую девчонку, а потом устроить ее похищение, забрать деньги и… сбежать. Это было бы логичным завершением такого плана.
– Марк так не поступит, – сказала я сама себе, не замечая, что хожу от стены к стене неопределенное количество времени. Он говорил, что недавно переехал. Но из вещей у него была одна сумка, и она все лето пылилась в углу. Съемная квартира на окраине города, не однушка, что было бы логичней, а двушка. Не потому ли, что он знал, что приедет Леша? И квартиру снял только для того, чтобы провернуть аферу с похищением? Я была уверена, что Потапов принесет деньги. А что дальше? Марк сказал, что меня тот не тронет, будет искать их. Я должна буду вести себя так, словно перепугалась до смерти и больше не хочу иметь с ним ничего общего. Некоторое время нам с Марком придется не видеться, чтобы не вызвать подозрений. Когда все утихнет, мы сможем сойтись. Сейчас я не понимала, как вообще могла поверить в это? Было совершенно ясно, что моей встречи с Павлом допустить нельзя. Если он человек влиятельный, а этот факт не вызывал сомнений, значит, спрашивать умеет. И если у него возникнет хоть одно подозрение в моей неискренности… Такой человек, как Марк, просто не мог рисковать столь глупым образом. От меня, безусловно, следовало избавиться. Желательно, самым кардинальным методом.
– Нет, – снова и снова бормотала я, – Марк любит меня.
Я обвела взглядом своды разрушенной комнаты завода. А ведь никто не знает, что я здесь. Я должна ждать Марка, он сказал, что придет и заберет меня. Или он придет вовсе не для этого? Или он придет, чтобы убить меня, бросив здесь мое тело? Меня будут искать, а когда найдут, пройдет время, все будут считать меня жертвой похитителя, а не соучастницей. Но Потапов непременно будет искать. И узнает, что в апреле в моей жизни появился некто, о ком никто ничего не знает. Этот факт его насторожит, и он будет копать. Нет, дело должно быть представлено так, чтобы все было ясно без лишних слов и поисков. А значит…
Я вскинула голову, в ужасе уставившись перед собой. Павла они тоже не оставят в живых. Скорее всего, они привезут его сюда, а потом убьют нас обоих, но не просто убьют, а так, чтобы это выглядело, например, как ссора двух любовников, закончившаяся плачевно. Например, я узнала о том, что он женат и закатила ему скандал. У Павла, наверняка, есть пистолет, и, отправляясь на встречу с похитителем, он возьмет его с собой. Потом все решат, мы поссорились, и он убил меня… нет, стреляться после этого Павел не станет, не тот человек. Я убила его, наткнувшись на его пистолет. Может, не хотела, может, случайно. А потом, поняв, что натворила, покончила с собой. Или еще логичнее: я наткнулась на его пистолет раньше, а потом в порыве ревности решила попугать Павла, поэтому и вызвала на заброшенный завод, угрожала ему. Дальше просто: или нервы не выдержали, и я выстрелила, или какая-то случайность.
И вот, когда я дошла до этой мысли, внутри меня словно что-то взорвалось, и я рухнула на колени и завыла, стуча руками об пол. Я не жалела себя, вовсе нет, я оплакивала свою любовь, любовь, которой на самом деле не было. Мое счастье рассыпалось, как карточный домик, на множество мелких кусков, разлетелось так, что уже не склеить.
– Нет, нет, – кричала я, ползая по полу, – он любит меня, он придет за мной. Он придет.
Я то успокаивалась, то снова начинала рыдать. Сердце хотело верить в свою любовь, ум говорил о безопасности. Он шептал: беги, ты сможешь спастись, у тебя есть время. Если ты уедешь далеко-далеко, они не найдут тебя. Но я знала, что никуда не уеду. Когда-то я сказала Марку, что могу умереть за него, как оказалось, именно это ему от меня было нужно. А для меня это был выход, потому что я не могла представить, как дальше жить, а главное, зачем?
