И тэ дэ и тэ пэ. Картина знакомая. Она бы ещё про костюмы зайчиков для мальчиков и белочек для девочек вспомнила. Или снежинки вырезать заставила.
Нынче она, небось, тоже думала нас поучать. Ну, уж нет! Дудки. Теперь мы взрослые. Поэтому остались тайком от классной после уроков, чтобы завтрашний вечер организовать. По-новому. По-взрослому.
Во-первых, конечно, нужно хату подыскать. Чтоб без пап и мам. Без их недремлющего ока. Без наставлений на путь истинный. Сразу нашлись две кандидатуры, у которых дома подходящая обстановочка. У одной родители в командировке аж на Курилах. Бабусю можно без проблем к соседке на вечерок сплавить. Но лучше всех у Иванова. Квартира – что тебе физкультурный зал.
Родители – мировые! У него папаша дымящую компанию подростков в подъезде увидит, по плечам хлопает: «Мужики! Наша смена!»
Мамаша сама в мини ходит, волосы в синий цвет малюет. Жалко, музыкальный центр у них в ремонте.
Значит, вторым вопросом на повестке музыка. Все сразу на Кольку посмотрели. Как он скажет в коридоре небрежно: «Чего-то мой «Gibson» расхлябался» – на него десятиклассницы оборачиваются.
Играет как бог. Перед школьными вечерами девицы из старших классов за Колькой табунами ходят:
– Ну, Коленька, ну, миленький, что тебе стоит полтора часика поиграть…
Он, само собой, поломается сколько нужно, губу погнёт. Потом берёт свою электрогитару с комбиком – и на любой вечеринке «от шестнадцати и старше» самый желанный гость.
Тут Колька ломаться не стал: для своих не жалко. Но одной гитары маловато. Девчонки пошептались, распределились – кто какой диск принесёт. Андреева – УмаТурман, Голубева – Rammstein, Славина – Бритни Спирс и Шер.
Назначили время – в шесть вечера у Иванова. Когда расходились, даже не верилось – неужели всё будет, как задумано? Неужели вездесущая Вера Васильевна не помешает?
На следующий вечер класс почти в полном составе толпился в прихожей у Иванова. Мамаша Иванова только улыбнулась крашенными в фиолетовый цвет губками и нырнула в шиншилловую шубу. Папа Иванов подмигнул и предложил «Кэмел», но мальчишки чего-то стушевались. Деликатные родители прицепились локотками и отчалили: «Хата свободна, поляна накрыта, ребятки. Привет!»
Мы гуськом вошли в комнату, где стояла большая, густо опутанная электрическими гирляндами ёлка. В центре стола серебрилась еще одна крохотная искусственная ёлочка. Вокруг посверкивали хрустальные бокалы, лежали торты, и ещё что-то зелёное и дрожащее в вазочках, с красной ягодкой посередине. «Желе из киви. С клубничкой», – объяснил Иванов и густо покраснел, будто сказал что-то непристойное. Под ёлкой скромно прятались несколько бутылок с шампанским.
Ленка Голубева решительно туда прошагала и, сказав, что такого не допустит, забрала бутылки и куда-то утащила. Вместо этого девчонки выгрузили из своих рюкзачков на стол коробки с соками и полторашки с минералкой. Никто спорить не стал.
Колька с Гибсоном где-то задерживались. С дисками вообще обломилось – старшие сёстры не дали, что ли. Все стали какими-то скромненькими и забились по стульям и креслам. Иванов тоскливо рассматривал огромную хрустальную люстру. И, ни с того ни с сего, сильно фальшивя, насвистел мотивчик «В лесу родилась ёлочка…»
Но на него все так дружно сверкнули глазами, что он замолчал сразу же. Ведь было сказано: всё теперь по-другому, по-взрослому. Никаких ёлочек! Детство это!
Не помог и долгожданный Колька. Он погрохотал, так что заложило уши, а в стену с четырёх сторон одновременно забарабанили соседи. Мы попрыгали, поскакали – и снова забились по креслам. До прихода родителей Ивановых оставалось ещё целых три с половиной часа – кошмар!
– Как будто спрятались от всех, – вздохнув, сказала Ленка. – Будто что-то нехорошее затеяли.
Иванов снова задрал голову на хрустальные висюльки и тоскливо засвистел: «В лесу родилась ёлочка…» Андреева подумала, подняла крышку фортепиано и подыграла: «В ле-су о-на рос-ла…»
А что, прикольно! Вдруг мы вспомнили, что с четвёртого класса не водили хоровод вокруг ёлки и ухватились за руки. Пока мы кружились и горланили, кто во что горазд, Иванов с Ленкой убежали в прихожую, и вышли оттуда уже Дедом Морозом и Снегурочкой. Ленка натянула белокурый, с косой, паричок мамы Ивановой и её шапочку со стразами. Сам Иванов здорово напудрился: небось, всю коробку на себя вытряс. Густо измазал щёки и нос губной помадой и прицепил под нос меховой воротник. Умора!
– Детки! – завопил он и, путаясь в атласном мамином халате, врезался в хоровод. – Детки, кто из вас расскажет стишок или споёт песенку, или спляшет – получит от Дедушки Мороза кое-что вкусненькое!
Ленка в доказательство потрясла внушительной хозяйственной сумкой – сюда, наверно, весь холодильник Ивановых вместился. Детки завизжали от восторга и облепили их, даже очередь из талантов образовалась.
Иванов – Дед Мороз снова сбегал в прихожую, стащил с антресолей пыльную коробку со своими игрушками. Чихая, извлёк оттуда пять масок зайчиков и белочек: какие-то треснули, где-то резинка оборвалась. Сразу образовался хор мальчиков-зайчиков, жалостно запищавших: «Лошадка мохноногая торопится-бежит…»
Колька скинул ботинки и изобразил, какая она, лошадка мохноногая. Причём для правдивости сценического образа ему пришлось лишь закатать джинсы выше колен и продемонстрировать такие ноги, что девчонки завизжали. От ужаса и восторга.
Вдруг посреди визга, хохота, песенок и стишков Иванов басом так говорит:
– А давайте Веру Васильевну позовём. У неё же нет никого, ей скучно. Она недалеко живёт, мы быстренько.
Вообще-то такого от него никто не ожидал: вечно классная его прорабатывала. Но добровольцев сбегать нашлось, хоть отбавляй.
Всё-таки она у нас хорошая. На нас столько сил потратила. Вон, какие вы, скажет, взрослые стали. Сами новогодний вечер организовали. Молодцы!
