Книга Бумеранг, страница 12. Автор книги Надежда Нелидова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бумеранг»

Cтраница 12

Было дело, приболел, пошёл в больницу. Такая услуга была: самообращение. Обратишься, четвертной сунешь регистраторше – возьмут в больницу.

Но тоже, как и всюду, люди разные. Лежали мы в небольшом, на человек двадцать, отделении. Заведовал менгрел, военный хирург по глазам – к нему даже из Москвы на операции приезжали. Нам другие врачи сказали: так просто ему деньги не давайте. По коридору ходит, у него в халате карманы большие – туда вкладывайте. Что вы думаете? Он на вложенные деньги всё благоустраивал свои палаты: в каждой холодильник, телевизор. Лекарства, аппараты покупал. Ни копейки себе не брал. Вот такой человек.

Своего хлеба в Грузии нет, мука завозная. Буханку в больничной кухне резали тонко, аж просвечивало. Я посмотрел, аж восхитился: «Ребят, говорю, как это вы ухитряетесь резать тоньше газеты, через лампочку просвечивает! Вы хоть пару-тройку кусков давайте, с голоду же загибаемся». – «Положено один!»

Пошёл курить в закуток, там пацан лет восьми поджидает кого-то. Выходит из кухни женщина, раз – ему буханки в сумку вывернула, а сумка большая. Он с той сумкой домой побежал.

В 93 году собрался в Россию. У меня в средней полосе сожительница была, армянка. В Тифлисе (там, если скажешь: Тбилиси – запросто можно и по морде схлопотать) сунулся насчёт паспорта. Задержали, до выяснения личности в спецприемнике пять месяцев вшей кормил. Сделали запрос домой, приходит ответ: «Он мертвый». – «Как мертвый, вот ведь человек, все данные сходятся». Отпустили всё же. Приехал в Россию. Сожительница устроила в хозяйство без документа – рабочие руки в селе всегда нужны.

Люди сначала плохо приняли, «иммигрантом» окрестили. Говорю: «Какой иммигрант, беженец я». От войны бежал, столько пережил. За работу в последнее время не деньгами – расплачивались каменным сухарем («колонку встретишь – размочишь»). Ничего, своим признали. Ремонтировал транспортеры на фермах по локоть в навозе, работал трактористом, комбайнером, экскаваторщиком.

Поехал в область, восстанавливаться в паспортный стол. «Езжайте туда, где в справке ваш адрес написан». В Грузию то есть. Заглохло на этом. Но подсказали: «Через два года, если будет своя жилплощадь, выдадим паспорт». Ну ладно. Проходит два года, колхоз мне дал под жильё бывший магазин. Снова поехал к паспортистам. «О! Поезд ушел!» Отказали мне. Прошло еще года три, дело подходит к пенсии. Хоть бы минималку получать. Опять пошёл насчет паспорта. Говорят, обращайся в суд. На кого обращаться-то, на себя самого?! – «Идите, не мешайте работать».


«Колобок, колобок…» Это про меня. Ни медведю, ни волку в зубы не попал. А лисой, как оказалось – «Хоп!» – старость поджидала, немощь. Если бы не старшая дочка Катя… Приехала она – стал живой. Не приехала бы – мертвый оставался. Всё это время меня искала, не верила в мою смерть: «Папка живой».

Написала начальнику областного ОВД, тот по своим каналам дал директиву: искать. А как найдёшь, если паспорта нет, я нигде не прописан? Получила ответ: такого здесь не проживает. А она не успокаивалась, искала. И нашла. Стал я переписываться с ней и самой младшей дочкой. «Поехали домой, папа».

Вернулся благодаря дочкам: они приехали, забрали. Уговорили маму, жену мою, значит, меня принять. Она – простила – не простила, женской большой души не объять – приняла обратно. Если честно, тяжеловато живём. Сейчас, вроде, понемножку отходит.

Спросите: как я мог оставить жену с пятью маленькими детьми на руках? Дело молодое было. Мне, понятно, женщина нужна. Она доярка (я только сейчас, в годах, понял, какой это каторжный, изматывающий труд). Устаёт, дети малы, да и огород большой, хозяйство. Придёт с работы в десятом часу вечера, утром в четыре вставать. Я к ней под бок, а она: «Я спать хочу». Обидно. Что мне, налево идти? – Иди, говорит. Ты и так за порог одной ногой шагнул – уже холостяк. Распри пошли. Ушёл. Потом вернулся. Потом совсем уехал. На 26 лет.


Пока носило меня по стране, сестрёнка – мышка серая – в Подмосковье втихаря родительский дом продала, все деньги присвоила. Ну и байдуже, кабы я денег не имел. На асфальтовом заводе в месяц шестьсот рублей получал старыми деньгами. Их не каждый в год тогда зарабатывал. Что ж… Я не скрываю: не святой. Бывало, ляжешь спать после получки, проснёшься – в кармане пусто.

– «А вы жене деньгами помогали?» – «Нет… Что нет, то нет». – «А алименты платили?» – «И алименты не платил» – «Да… Повезло вам с дочками. Не дочери у вас – золото». – «Это так. Насчет детей повезло, обиды не держат. И еще что скажу: старшая дочь Катя, Катюша, палочка-выручалочка моя, мне ведь не родная. А роднее всех. Когда она за мной приехала, никто не верил: не может такого быть. А как подтвердилось, шары выкатили: вот это да-а-а! Она мне и паспорт помогла выправить.

От младшей дочки первое письмо получил, она писала: «Папа! Мне даже это слово незнакомое…» Я уезжал, ей пяти лет не было. Лепетала: «Когда приедешь?» – «Когда зубики вырастут»…

Если бы заново жизнь начал, по-другому бы её прожил, это точно. Никуда бы не уехал. Может, и ходил бы, да недалеко от родного места. Здесь моя родина, самые родные люди.

ЧЕШСКАЯ ЛЮСТРА

Вера Ильинична вздыхает: «Который год у нас дома творится тихий террор. Пьёт дочь. В садик детей уведёт, на работу выйдет – она дворник, – возвращается с бутылкой. Если не хватит, сходит ещё купит. Мне приказывает: «Чтобы в кухню никто не входил». Нашла вечерний «приработок»: в кафе допивает, что на столиках остаётся. Дома пустые бутылки моет, сдаёт.


До 2006 года семья жила в областном центре. «У нас был прекрасная квартира, дача. Приезжаю на дачу, на столбе объявление об обмене на другой город. И наш телефон указан. От моих расспросов дочь отмахнулась: «Я ради шутки».

Шутка обернулась тем, что через неделю подъехала машина, из неё вышел мужчина в дорогом костюме. Позже выяснилось: крупный чин. «Так меня окрутил, словами опутал, ничегошеньки не успела понять. Потом на работе (я в первой областной больнице трудилась) заведующая говорит: «У него же сильный гипноз. Он на Тибет каждый год ездит, все об этом знают».

Посадят меня в иномарку, в тёплый душистый салон, куда-то везут, что-то показывают, какие-то бумаги подписываю – как в тумане. Так, не прочухавшись, и очутилась в маленьком город, в трёхкомнатной «хрущёвке», без доплаты.

Устроилась кладовщиком на базу. Вышла в отпуск, оставила вместо себя дочь. Лучше бы не оставляла – она тут же сделала недостачу. Сама со страху смылась, в розыск объявляли. Хозяин базы вынес из нашей квартиры музыкальный центр, чешскую люстру, забрал новую норковую шапку. Судилась – бесполезно. До пресс-службы губернатора дошла. Спасибо, помогли, вернули незаконно конфискованное. «Не взыщите, говорит, шапку моляшка съела. И магнитофон в гараже маленько отсырел». Хорошо хоть чешская люстра в коробке была – ни одной стекляшки не потерялось, не разбилось.


Лариса к своим 37 годам родила четверых детей – все от разных отцов. Ни с одним на учёт не вставала, в роддом не ложилась. На двоих сыновей её лишили родительских прав. На старшего Колю, рождённого ещё в Н-ске, Вера Ильинична оформила опекунство. Другого малыша Лариса родила на чьей-то квартире и ушла в запой. Какая-то чужая бабушка унесла в больницу, сдала свёрточек с новорожденным. Вере Ильиничне плохо стала, когда о том узнала. Навещала внучонка, а взять не решилась: на руках маленький Коля. Дочь не работает, на материной шее сидит. Как-то пришла в больницу с гостинцем, а ей говорят: «Усыновили вашего мальчика».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация