Сзади раздался смешок: негромкий, издевательский, угрожающий.
Он, словно скальпель, полоснул по натянутым нервам подростка, и тот, не выдержав, забарабанил кулаками по двери и заорал во всё горло:
– Паха, выбей дверь!!! Помоги!!!
Он лупил по двери и кулаками, и ногами, дергал за ручку, но дверь была такой прочной, будто вела в хранилище золотого запаса.
– Вилка, а что ты делаешь?
Борис Ложкин замер, услышав позади себя голос. И, к своему громадному облегчению, сразу же узнал его.
Голос принадлежал Стёпе Судакову.
Надо было сразу, как только послышались шаги обернуться, а не паниковать, пытаясь проломить дверь, а так он выставил себя перед Последним полным идиотом, да еще и трусом.
Вилка обернулся – и нос к носу соприкоснулся с уродливым черно-белым лицом, замершим в беззвучном крике. От такой неожиданности, ведь приближающихся шагов он не слышал, в глазах у него потемнело, с губ сорвался не то тихий крик, не то стон, не то вопль отчаянья, ноги сами собой подкосились – и Вилка грохнулся в обморок.
Владимир Пащенко пропустил тот момент, когда захлопнулась дверь в туалет. Вздрогнув от резкого звука, обернулся – и увидел её уже закрытой.
– Паха, со мной такие шуточки не проходят! – донесся из-за нее спокойный голос Вилки, но Пащенко почувствовал, как мороз пробежал у него по коже.
Он с опаской оглянулся по сторонам, но свет в коридоре не погас, и не произошло ничего из ряда вон выходящего.
Только пару секунд назад захлопнулась дверь…
– Паха, а ты уверен, что тебе хватит сил удержать дверь?
У Пащенко не осталось никаких сомнений в том, что думает Вилка по этому поводу.
Только дверь закрылась сама!!!
– Вилка, я тебя не закрывал!
Дверь еле заметно дернулась. Если бы Пащенко не смотрел внимательно на ее полотно, то даже не заметил бы этого. Вот дернулась еще раз. Видимо, Вилка с той стороны пытался ее открыть.
– Это ты держишь дверь? – раздался явно обеспокоенный голос его друга. – Паха, кончай прикалываться!
– Да это не я!!! – закричал Пащенко и с разбегу ударил в дверь плечом.
С таким же успехом он бы мог пытаться проломить стену в метре от двери. Она даже не дрогнула под его напором. Пару раз ударив ногой, он услышал, как с той стороны Вилка барабанит в дверь кулаками.
– Боря! Подожди… – Пащенко хотел скоординировать их действия, но тот продолжал стучать в дверь. – Подожди ты!..
И вдруг страшная догадка посетила Пащенко. Она была просто невероятной, но в этот вечер случались уже столько странного и не вписывающегося ни в какие разумные и неразумные рамки!.. Дождавшись, когда Вилка перестанет барабанить в дверь, он спросил:
– Боря, ты меня слышишь?
Ответа не последовало.
– Боря! – Теперь уже Пащенко сам постучал в вдерь.
Всё та же тишина, подтверждающая, что находящийся в каком-то метре за дверью Ложкин не слышал ни его голоса, ни стука.
Пащенко даже приложил ухо к полотну двери. Услышал тихий, издевательский смешок – и в этот момент с той стороны, заставив его отпрянуть, Вилка вновь забарабанил кулаками и заорал:
– Паха, выбей дверь!!! Помоги!!!
Каждый звук, каждая нотка голоса выдавала неописуемый ужас, охвативший его обладателя. Ужас этот с легкостью преодолел закрытую дверь и начисто смёл все барьеры, которые еще могла выставить воля и разум Пащенко. Он попятился от двери и уперся спиной в противоположную стенку, прилипнув к ней.
Ему показалось, что сквозь производимый Вилкой шум, он услышал чей-то голос, и одновременно с этим Ложкин перестал вдруг барабанить в дверь.
После пары секунд невыносимой тишины из-за двери раздался жуткий приглушенный вопль и четкий звук падающего тела.
Пащенко хотел кинуться прочь, но его ноги приросли к полу, а спина прилипла к стене, и никакие силы не могли оторвать их. Взгляд же впился в белое полотно двери, а сознание умоляло: «Только не открывайся! Только не открывайся!».
Но мольбы эти не были услышаны.
Дверь стала медленно открываться, играя на натянутых в струну нервах подростка мелодию ужаса. Каждый приоткрывшийся сантиметр увеличивал её громкость в геометрической прогрессии, заставляя Пащенко сильне вжиматься в стену.
Открывшаяся картина просто парализовала его.
В дверях стояла облаченная в длинный черный балахон фигура, из-под капюшона которой на Пащенко смотрела жуткая черно-белая маска с вытянутым и словно застывшим в крике ртом. Скрывавшийся под ней человек, поправил капюшон так, что эта маска стала не видна, но зато Пащенко разглядел в его руке окровавленный кинжал. Другой рукой маньяк держал за шиворот в полулежачем положении бесчувственное тело Вилки, голова которого была запрокинута назад, а с шеи капала на пол густая красная кровь…
У Пащенко промелькнула мысль, что кто-то разыгрывает с ним ту же шутку, которую они всей четверкой разыграли с Последним, но в этот момент маньяк выпустил из рук шиворот Вилки, и голова того с жутким глухим звуком стукнулась о кафельный пол. И звук этот послужил для Пащенко чем-то вроде выстрела стартового пистолета, и он со всех ног бросился наутёк.
Это было время, когда на всю планету гремели фильмы «Крик» и «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». До Узинска они, естественно, докатились тоже, и долгое время были излюбленной темой разговоров большинства тинейджеров. И как раз в это время Владимир Пащенко ездил к своим родственникам в Санкт-Петербург, и именно там у него возникла идея данного суперприкола.
Если в Узинске можно было найти кассету с «Криком», то связанную с фильмом атрибутику нет. А из Питера он привез две великолепные черно-белые маски перекошенного в немом крике человечсекого лица.
И прикол, – а кто стал его объектом, догадаться несложно, – удался на славу!
Четверка терпеливо дождалась дня, когда Стёпа поздно возвращался домой после дня рождения одного из одноклассников. Их там, естественно, не было. Разве станут они посещать компанию, где в качестве приглашенного присутствует Последний, и где шуточки над ним будут восприниматься довольно прохладно (как никак гость!)?!
– Стёпа! – позвала шагающего по ночной улице объекта розыграша Света Михайлова. Тот остановился, дав ей возможность нагнать себя. – Привет! Хорошо, что я тебя встретила, а то одной идти… – она передернула плечами, – страшновато.
Стёпа явно хотел что-то сказать, но мысли у него путались, ведь ему представилась возможность, о которой даже мечтать казалось бесполезным. Если он завтра расскажет, что провожал Свету Михайлову, ему просто не поверят! Поэтому сейчас, улыбнувшись, он явно запоздало сказал:
– Привет!
