Не помню, что я отвечала. Или вообще молчала?
В комнате поток речи оборвался: некоторое время Хоррибл взирал на то, что осталось от кровати: рухнувший полог и огрызок столбика. Повернулся, хотел что-то сказать, но передумал и только вздохнул. Меня же, наоборот, прорвало. Я металась из угла в угол, что-то восклицала, в чем-то горячо его убеждала, заламывала руки, путалась, начинала заново… Потом подскочила к нему и сжала сухонькие шишковатые пальцы.
— Он не может быть моим Суженым! Это невозможно! Я протестую, слышите? Отказываюсь!
— Конечно, не может, — слуга успокаивающе похлопал меня по руке, как ребенка. — А вы сейчас вообще про что, принцесса?
Я застонала:
— Нет, вы не понимаете!
Слуга мягко положил руку мне на плечо:
— Давайте я принесу вам чашечку горячего молока с каштановым медом, и вы все расскажете по порядку. А как хорошо после такого молочка спится, вы себе не представляете!
Я отпрянула.
— Оставьте себе ваши никчемные мед и молоко! Если ничем не можете помочь, уходите!
Он застыл в нерешительности. Только мял рукав своей нелепой сорочки и дергал кисточку на колпаке.
— Вы не поняли? Оставьте меня одну! Сейчас же! — Я схватила пуфик и запустила в него. Слуга поклонился и грустно произнес:
— Как скажете, принцесса. Но ваша кровать, я мог бы…
— Одну. Немедленно.
Он поднял пуфик, аккуратно вернул на место, снова поклонился и удалился.
Стыдно за эту гадкую вспышку мне стало, едва только закрылась дверь. Ведь злилась я на кого угодно, только не на Хоррибла. Почему мы так часто вымещаем разочарование и гнев совсем не на тех, на кого в действительности злимся? Теперь к прочим бедам прибавилось еще и чувство вины. Но я ведь принцесса, меня учили справляться с эмоциями. Главное, перенаправить энергию в новое русло. Поэтому я пошла и доломала кровать.
Когда с основными разрушениями было покончено, а сама я сидела на искореженном остове и с наслаждением рвала на лоскуты шелковый полог, у противоположной стены что-то мелькнуло. Я подняла голову и вздрогнула. Отражение в зеркале бежало складками. Потом помутнело, пошло пузырями, как лужа во время дождя, и в нем начала проступать знакомая фигура.
Сердце екнуло.
— Озриэль! — крикнула я и тут же испуганно зажала рот рукой.
Отбросила остатки балдахина и подбежала к зеркалу.
Блуждавший в белесом тумане ифрит вздрогнул и повернулся в мою сторону. Я припала к поверхности ладонями.
— Озриэль, ты меня слышишь? — прошептала я, глотая слезы.
Тень приближалась, становясь все четче, приобретая цвета. И когда он остановился совсем близко — протяни руку и достанешь, — сомнений не осталось: это действительно Озриэль. Не Орест, а мой любимый. Под воротничком виднелся след, оставленный плетью Кроверуса.
Губы ифрита шевельнулись, сложившись в «Ливи», но толща стекла не пропустила ни звука. Он меня тоже не слышал. И, похоже, не видел, только чувствовал: стоял прямо напротив, но смотрел куда-то поверх плеча, хмурясь, напряженно вглядываясь. Еще он ужасно выглядел — словно постарел лет на десять и за это время ни разу не выспался.
— Я тут, Озриэль, тут! — стоило огромного труда сдержаться и не перейти на крик.
Ифрит приставил сложенные козырьком ладони к зеркалу, снова вгляделся, потом о чем-то вспомнил, порылся в кармане и нацепил очки, похожие на рокерские — с расходящимися лучами звезд. Наши взгляды встретились, и его измученное лицо осветилось улыбкой.
Меня обожгло волной стыда и сожалений. Я чувствовала себя последней предательницей. Как я могла пять минут назад прижиматься в бальной зале к дракону и воображать, что счастлива? Нет, это было что-то другое, неправильное. Вот оно, настоящее счастье, стоит передо мной за стеклянной преградой, такой обманчиво хрупкой и вместе с тем непреодолимой.
Наши ладони встретились, моя — с этой стороны, его — с обратной. Второй рукой я коснулась щеки ифрита. Он тоже погладил мою в отражении, что-то нежно бормоча, а я кивала с совершенно глупым видом. Потом взгляд Озриэля упал на мою ночнушку, он поперхнулся, глаза выпучились — увидел дыры от когтей. Вопрос был ясен и без звука.
«Нет-нет, это чистая случайность!» — я сунула палец в прореху и показала, что не ранена.
Озриэль встрепенулся, похлопал себя по карманам, достал короткую синюю палочку, показал ее мне и написал на стекле:
«Он тебя пытал?»
Поскольку в зеркале все отражалось наоборот, я не без труда прочитала послание.
Яростно помотала головой. «Нет, я в порядке!»
Он облегченно выдохнул, помял кончик палочки и осмотрел комнату за моей спиной.
«Тебя заперли?»
Я кивнула. Общение выходило слишком однобоким. У меня тоже скопилось множество вопросов. Решение пришло мгновенно.
Показала «я сейчас» и кинулась к комоду. Достала из нижнего ящика «Набор настоящей принцессы» — дождался-таки своего часа, — схватила вишневый карандаш для губ, вернулась к зеркалу и продемонстрировала его Озриэлю.
Ифрит просиял.
Наверняка у влюбленных бывали и более романтичные способы обмена сообщениями, но едва ли встречались столь оригинальные.
Мы писали, каждый со своей стороны, задавали вопросы, перебивали друг друга, стирали и не могли наговориться.
«Как я волновалась».
«Я чуть с ума не сошел!»
«Когда он вышел из Академии один, без тебя, я уж подумала…»
«… Задержал меня, а потом вы уже улетели…»
«Как Индрик?»
«По-прежнему статуя… Марсий теперь король. Скоро праздник в его честь…»
«Магнус?»
«Шлет привет и грозится порвать Кроверуса».
«Эмилия…»
Лицо Озриэля сделалось грустным.
«Днюет и ночует возле дворца, в надежде на аудиенцию у мадам Лилит».
«Нет! Мадам Лилит нельзя доверять!»
Карандаш Озриэля замер. Он обеспокоенно огляделся.
«Ты уверена?»
«Да! Она…»
«Больше ни слова, Ливи. Я понял».
А я поняла, что даже зеркала имеют уши.
Кивнула.
«Ты можешь забрать меня отсюда?»
Хотя понимала: если бы мог, уже бы забрал.
Озриэль снова печально покачал головой.
«Пока нет, но мы над этим работаем. Ушло два дня, чтобы найти твое зеркало и попасть в него».
«А передать через него что-то сможешь?»
«Нет».
Тут Озриэль зажмурился от упавшего на поверхность солнечного зайчика, и я удивленно обернулась. Снаружи светало. Неужели мы столько проговорили? Ифрит проследил мой взгляд и быстро постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание. Звука я, конечно, не услышала — только уловила движение.
