– Заткнись! – вскричал загнанный в угол Кастор. – Все заткнитесь! Мерзавцы! Я доверял вам, а вы, значит, решили так со мной обойтись, да?! Тоже мне – амигос! А ты, Проповедник, вместо того, чтобы унижать честных скитальцев, шел бы лучше ловил эту болтливую дуру Кассандру! Или кишка тонка повязать девчонку? А меня даже пальцем не вздумай тронуть! Я не для того истоптал всю Терра Нубладо, чтобы ты меня сегодня публично унижал! Не для того, слышишь?! За Баланс он борется! Нет здесь Баланса! Давно нет! И не будет уже никогда! Сдох этот проклятый мир! Сгнил на корню! Хотите, догнивайте вместе с ним! А я не хочу! Права Кассандра: будут миры гораздо лучше и справедливее этого! Я ухожу отсюда! И надеюсь, с вами в новом мире уже не встречусь! Прощайте... амигос!
После этих слов он упер дуло револьвера в лоб и выстрелил...
Никто из нас опомниться не успел, а Кастор уже валялся на полу с развороченным затылком. Лужа черной крови растекалась по полу, медленно подбираясь к упавшему рядом с простреленной головой дымящемуся револьверу.
Это было первое самоубийство, с которым мне довелось столкнуться в Терра Нубладо. Я уже повидал здесь много насильственных смертей: и в локальных диктаторских войнах, и в разборках между скитальцами; в том числе сам совершил по долгу службы немало убийств. Однако чтобы человек добровольно вынес себе мозги на глазах у всех – такое мне еще видеть не приходилось. Столь легкий способ ухода из жизни был не принят в туманном мире, по крайней мере истории о висельниках, утопленниках, прыгунах с утесов и прочих самоубийцах мне тут не рассказывали.
– Вот идиот! Уж чего-чего, а такого я от Кастора не ожидал! – покачал головой Квинт, плавно спуская взведенный боек и пряча револьвер в кобуру. Плюясь и вполголоса бранясь, остальные скитальцы последовали примеру Квинта – виновник переполоха мертв, причина раздора устранилась сама собой. Оружие было убрано, и все-таки бывшие спорщики не расходились, продолжая смотреть друг на друга с нескрываемой враждебностью.
– Кому достанется его выигрыш, вещи и оружие? – спросил Берси, кивнув на мертвого Кастора. Похоже, это и мешало перевозбужденным скитальцам окончательно угомониться. Будучи в большинстве, Берси и его товарищи тем не менее не взяли на себя раздел имущества застрелившегося собрата. Предложение о дележе было адресовано Квинту – самому пожилому и явно самому авторитетному среди присутствующих.
– Не торопись, – осадил Квинт нервно потиравшего ладони Берси, после чего обратился ко мне: – Респетадо Проповедник, вы еще можете определить причину феноменального везения нашего погибшего друга? Думаю, мы обязаны непременно это выяснить.
– Безусловно, могу, – подтвердил я. Уважительная манера общения седовласого и потертого жизнью Квинта мне импонировала. Он прекрасно ориентировался в ситуации и знал, с кем следует вести себя в рамках приличия, а на кого можно при необходимости и повысить голос. Грамотный подход к людям был наверняка не единственным достоинством этого скитальца. Я полагал, что искусством стрельбы Квинт также владел отменно, и для меня не стало бы откровением, если бы именно он выжил, разразись в «Посохе пилигрима» бойня. Вряд ли Квинт являлся маэстро, поскольку иначе для погашения конфликта хватило бы одного его слова, но крепким авторитетом пожилой скиталец бесспорно обладал. С такими людьми, как он, я не рискнул бы разговаривать грубо, даже обвиняй они меня в чем-либо. Так почему же не оказать Квинту услугу, раз просит?
Положив «Экзекутора» на пол, я опустился на колено и склонился над трупом. Не хотелось поворачиваться спиной к Берси и его приятелям, но я рассчитывал, что Квинт не допустит с их стороны подлянки в мой адрес...
С живыми людьми все обстоит намного проще – даже оглохнув от выстрелов и пребывая в глубоком шоке, они способны воспринимать Откровение и идти на взаимное общение. Но выяснить всю правду о Касторе, пока его труп не остыл, тоже можно было попытаться. Мне не требовалось воскрешать самоубийцу, да я и не умел делать этого – Проповедник все-таки не чудотворец. И пусть труп оставался глух к Откровению, следы одержимости у него в голове сохранялись отчетливо. Мои исследования, правда, осложнялись тем, что некоторая часть мозга Кастора была разбросана по ближайшей стене, но оставшейся части могло вполне хватить. Главное, чтобы пуля не повредила таламус – тот участок головного мозга, в котором у одержимых Величием происходили всевозможные аномалии. По их наличию либо отсутствию я и собирался ответить на заданный мне вопрос.
Разбитая черепная коробка ускорила мне доступ к головному мозгу Кастора (прежде в аналогичных случаях мне приходилось делать обязательное вскрытие). Все, что от меня потребовалось, так это вонзить пальцы между полушарий мозга, нащупать таламус и произвести диагностику. Каким образом я ее делаю? Чего не знаю, того не знаю. Добавлю только, что в Терра Нубладо мне не пришлось учиться мастерству патологоанатома-мозговеда – волею Баланса, я воскрес, уже обладая таким даром.
Не посвященный в мои действия человек назвал бы их кощунством, однако в трактире к ним отнеслись с пониманием, лишь некоторые брезгливо скривились и отвернулись. Вообще, отношение к покойникам в Терра Нубладо было на редкость простым – никаких обязательных погребальных обрядов, траурных церемоний и показного горя. Да что там траур – в Терра Нубладо и кладбищ-то как таковых не имелось. Мертвецов закапывали где придется, и после первого же дождя их могилы, над которыми не водружали ни холмиков, ни обелисков, исчезали, зарастая травой. Так хоронили и близких родственников, и врагов, и случайных попутчиков. Весьма любопытное отношение к смерти, впрочем, не лишенное своей логики. Полная свобода – главный жизненный принцип Терра Нубладо, – присутствовала здесь во всем, в том числе и в отказе от обязательств перед мертвыми. О них просто помнили, и этой памяти было вполне достаточно. Как живым, так и покойникам. А если об усопшем забывали, значит, настолько ценили его при жизни. Справедливые и естественные отношения, в которых только на первый взгляд отсутствовало уважение к мертвым. Когда же со временем ты привыкал к такой необременительной традиции, все остальные начинали в сравнении с ней выглядеть надуманными и лицемерными.
Самоубийца Кастор не станет исключением – или трактирщик Марио, или Квинт отнесут поутру его тело в ближайший лесок и предадут земле, после чего отправятся по своим делам и уже никогда не вернутся на могилу Кастора. Лишь будут изредка вспоминать о нем при случае: да, проживал когда-то в Терра Нубладо такой скиталец; чертовски повезло однажды этому сукиному сыну в калибрик, и, не будь он так недоверчив к Проповеднику, жить бы бедняге да жить...
Но стоп: следует ли в случае с Кастором говорить об обычном везении?
Я прикрыл глаза и отрешился от трактирного шума; выгодный момент для того, кто надумает поквитаться с Проповедником и разнести ему голову выстрелом в упор. Мои пальцы миллиметр за миллиметром двигались сквозь липкое мозговое вещество, прокладывая себе путь между развороченных пулей полушарий и приближаясь к таламусу. Я отчетливо почувствую, когда обнаружу его. Не физически, нет, а на совершенно другом, подсознательном уровне. Это будет неприятно – словно подсматриваешь в замочную скважину за чужой личной жизнью, – но так необходимо. Я не впервые проводил исследование таламуса у трупов и до сих пор не сумел привыкнуть к тому, что при этом происходило. Ты словно не копался в сгустках жировых тканей, а принимал дозу сильного галлюциногена. Галлюцинации, или сны наяву – самое верное объяснение моим ощущениям.
