– Хм… – неопределенно пробурчал Митроха, не прекращая процесса, который был окрещен Агафоном «созерцанием».
– А в-третьих, то, что он делает это сам, а не его жалкие фокусники, отчего-то именующие себя колдунами,
[83]
указывает на то, что они этого сделать НЕ МОГУТ.
– Да?.. – нахмурил брови Граненыч и подобие кривой улыбки, озираясь, вползло и на его озабоченное лицо. – А вот это хорошую новость ты сказал. И означает она, что у других ворот такие проходы пока не проделываются. Ну разве если только руками… Но мне бы уже доложили.
– Ваш светлость Митрофан Гране… Гаврилыч! – к Митрохе подскочил небритый, не выспавшийся, но радостно-возбужденный Семен Соловьев, с горящими от нетерпения глазами и шальной ухмылкой. – Дозволь по супостату из «аленушки» шмальнуть, а? Мы энто направление позавчера пристреляли: хоть на излете, да достает туда, родимая. А то вытаращились, гады ползучие, через кочергу их да в коромысло, зубы скалють… Разреши, а?..
– Ты погоди, Семен, погоди, впереди телеги-то не беги, – слегка остудил его пыл Митроха. – На излете интересу мало. А вот когда они яму первую заделают и снова бревнами займутся, тогда попробуй. А то ишь – выстроились, как на смотру… Посмотрели и будет. И соседям своим передай, самострельщикам и катапультщикам, чтоб как до второй полосы неприятель дошел, так и они за дело бы принимались.
Довольный кузнец убежал сообщать товарищам по оружию массового поражения тактику на ближайшее время, а Граненыч снова прилип к окуляру и, пожевывая обветренными губами, то и дело бормотал, отвечая каким-то своим, невысказанным мыслям:
– Ничего… Мы еще повоюем… Мы еще посмотрим, кто кого…
Мужики при котлах со смолой – котловые – переглянулись, кивнули друг другу и стали разводить под огромными закопченными посудинами огонь.
День обещал выдаться жаркий.
Под непрекращающимся обстрелом бревнами, камнями, стеновыми блоками, кусками старой кирпичной кладки
[84]
и прочим строительным мусором Костею пришлось трудиться над прокладкой прохода в линии Граненыча почти час. Причем последние несколько десятков метров он продвигался вперед исключительно под прикрытием поспешно собранного домика-тарана.
Чем ближе подходил он к валу, оставляя за собой относительно ровное пространство шириной в пять метров, не доросшее еще до почетного звания дороги,
[85]
но уже не щетинившееся кольями и бревнами, тем больше предметов – тяжелых и колючих – сыпалось на его защитное укрытие.
Домик не дополз до вала метров пятнадцать и остановился, и тут же в мокрые мешки с песком, составляющие его броню, впились десятки стрел с горящей паклей.
– Не-а… Ничего его, гада, не берет… – разочарованно сплюнул мужик в малиновой шапке, опуская лук. – Обложился мешками как подушками… Каменюкой его бы сейчас хорошей припечатать: небось, только так бы его избушка крякнула…
– Слишком близко подобрался, – с сожалением поморщился Граненыч, выглядывая из-за зубца и наблюдая, как вал начинает медленно, но неуклонно сам по себе осыпаться в ров, словно разравниваемый невидимой лопатой.
– Не добыли еще такую каменюку, чтобы его гадскую избушку прошибла, – хмуро отозвался Семен, оторвавшись на минутку от своей «аленушки». – Глаз даю – сам лично в него два раза попал, и хоть бы хны!.. Трещит, да лезет!..
– Да уж… Прет, как лось… Всё нипочем… – злобно прищурился лучник.
– Из чего она у них только сделана?..
– Не иначе, из дуба. Да колдовством подперта.
– Да… Бают, он самый сильный колдун во всем Белом Свете…
– Похоже…
– Наш-то супротив него, поди, не потянет.
– Да куда уж… Энто как теленку с медведём бодаться…
– Наш-то в магах без году неделя, а тот-то, говорят, старик…
– Да-а… Парень-то он неплохой, вроде, да опыту, поди, маловато будет…
– Да ладно, не стони, Ерема, раньше времени. Может, еще и сдюжит наш парень-то.
– Да хотелось бы…
– Бы, да кабы…
– А кстати, где твои горшки закопаны, чародей? – спохватился главком, оторвавшись от подзорной трубы, хотя и невооруженным глазом было теперь видно даже слишком хорошо. – Не пора ли?
– Кажется… они между бревнами были… прямо на бывшей дороге… перед варом… то есть, пелед валом… но он до них не дошел… и в бару тоже вара пыла… то есть, в вару бара пыла… пала бала…
– Эй, Агафон, с тобой все в порядке? – тревожно потряс за плечо специалиста по волшебным наукам Митроха, когда беспомощные попытки того поведать миру про пару горшков, закопанных в вал, незаметно сошли на нет и больше не возобновились. – Ты чего?
– А?.. Что?.. – встрепенулся маг, словно очнувшись ото сна. – Да, я… это… да-да… Что ты говорил? Ты что-то говорил, то есть?..
– О чем задумался, говорю?
Чародей повернул к Митрохе бледное, почти обескровленное лицо и прошептал:
– О том, сколько усилий потребуется Костею, чтобы если не своротить башню, то выбить ворота… И что мы будем делать потом…
– А я думал, на этот случай у нас есть ты, – удивленно уставился на заместителя по вопросам волшебства Митроха.
– Я?!.. Я?.. Я… – Агафон и впрямь словно очнулся от кошмара. – Есть я?..
Он протер глаза руками, потряс головой, оглядел Митроху, словно видел впервые, приложился лбом к холодному камню зубца, за которым прятался все это время, оторвался от него и снова уставился на главкома.
– Я. Да, конечно, у нас есть я!.. К-кабуча! У нас же есть я!!!.. Это он привык не ставить меня ни во что! Позор семьи, да? Недоумок, да? Суповой набор, да?.. Да провались ты сквозь землю, милый дедушка, понял!.. Я не боюсь тебя!.. Не боюсь!.. Это ты меня скоро будешь бояться!.. – Агафон разошелся-раскипятился, гордо выступил в полный рост из-за своего укрытия, ставшего с утра практически родным, и с чувством показал замершему бронированному домику-тарану кулак.
Угроза получилась не ахти какая, по крайней мере, Граненыч размерами кулака был не впечатлен, но это всё же было лучше, чем умирающий лебедь, которого он наблюдал еще несколько минут назад.
– Мы еще ему покажем, – сурово поддержал его Митроха и успел втянуть в безопасность прежде, чем их единственного специалиста по волшебным наукам подстрелили неприятельские лучники.
