На этот раз лешачиха всё поняла правильно.
– Это у вас, у людей: хочу – помню, хочу – к лешему пошлю, – снисходительно фыркнула она, и в избушке запахло дегтем. – А у нас, у древнего народа, всё по-честному. Так что будут тебе, мил человек князь Митроха, и засеки, и ловушки. Это я тебе обещаю.
Заседание оборонного командования Лукоморья под председательством и командованием самого царя Симеона было в самом разгаре.
На повестке дня стоял план отпора агрессору – первый и единственный.
– …И разобьем супостата в пух и прах у самой границы, тем славу снискаша, и главы наши, ежели нужда будет, сложиша. Все как один поляжем, а ноге вражьей по лукоморской земле не ступать! Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим! – грозно сдвинув мохнатые брови и отложив в сторону шпаргалку, высокопарно закончил речь боярин Никодим и так припечатал карту к столу своим пудовым кулаком, что перепуганно дзенькнули стекла в книжных шкафах у стены, а царь Симеон подпрыгнул на своем военно-полевом троне и схватился за сердце.
Обком в составе трех десятков думных бояр одобрительно переглянулось и согласно задвигало бородами: речь была зажигательная, толковая, глашатаи на лозунги вмиг растаскают – как пить дать. Хватит, натерпелись оккупантов. Драться надо. Как отцы и деды наши наказывали. Живота не щадя ни своего, ни вражьего.
– Так значит, ты, боярин Никодим, предлагаешь встретить Костеево войско у границы с Сабрумайским княжеством и сразу дать бой? – переспросил царь, задумчиво разглядывая принесенную боярином карту, старательно исчерченную гнутыми толстыми красными и чахлыми синими стрелами и испещренную многочисленными, тщательно прорисованными фигурками лукоморских пехотинцев и конников, доблестно поражающих всеми доступными подручными средствами корявые черные загогулины – врага.
– Истину глаголешь, царь-батюшка, – прогудел Никодим по инерции на старолукоморском. – И если будет мне от тебя доверие, я самолично впереди на белом коне с мечом в руках, как все Труворовичи – верные государевы слуги – до меня, дружины наши на смертный бой поведу!
– Самолично, говоришь… – Симеон сдвинул корону набекрень и почесал за левым ухом. – А тебя не смущает, что у нас войска в десять раз меньше, чем у Костея?
– Зато через свою отвагу и любовь к Лукоморью-батюшке любой из них в сече за пятерых сойдет!
Царь с сомнением уставился на карту, повернул голову и так и эдак, рассматривая иероглифы военного искусства, и, наконец, медленно опустил голову на грудь.
Авторы плана – бояре Демьян, Евсей, Никифор и Феофан во главе с небезызвестным уже Никодимом предпочли расценить этот жест как кивок согласия и оживленно загомонили, поздравляя друг друга с первой победой.
– Ну что же… План твой, по-моему, хорош… – все еще не решаясь высказать окончательное одобрение и тем подписать себе приговор в истории, не спеша проговорил Симеон и обвел близоруким взглядом военный совет, подолгу останавливаясь на каждом, словно ожидал увидеть кого-то, и никак не мог его найти среди знакомых лиц. – И если возражений ни у кого не будет…
Бояре, не вовлеченные в разработку плана, снова переглянулись и пожали плечами: какие уж тут возражения. План, конечно, не без греха, но другого за три дня и не придумаешь, время не ждет, и не на священную же лукоморскую землю костееву орду пускать!.. Тем более если что – вот они, авторы-полководцы, их и побьем всем миром, ежели живы останутся…
– Не будет у нас возражений супротив плана Никодима Ивановича, царь-батюшка, – изрек один за всех самый старый боярин Анисим.
– Значит, будем считать, что план мы твой, боярин Никодим…
– Погодим принимать!..
Двери палаты совещаний с грохотом распахнулись, и под древние своды ввалилась топорщащаяся и яростно хрустящая куча огромных свитков, рулонов, кипа фолиантов и гора рукописей и решительной поступью двинулась к столу.
Наткнувшись на него, передвижной букинистический магазин, поглотивший ранее лавку культтоваров, остановился. Из бумажно-пергаментных дебрей выросла рука, ощупала покрытую картой боярина Никодима столешницу, и ворох секретных материалов рассыпался перед носом изумленных бояр, растекаясь по столу бело-желтой шуршащей рекой.
А во главе стола, напротив царя, осталась стоять длинная худая фигура в зеленом бархатном кафтане с измазанной разноцветными чернилами физиономией и с пучком пестрых перьев за оттопыренными ушами.
– О!.. Чингачгук – Большой Змей!.. – вырвалось у кого-то, и оборонное командование грохнуло смехом.
– Граненыч… – с облегчением вздохнул и позволил себе улыбнуться Симеон. – А мы тебя потеряли…
– Ага, потеряли…
Сумрачный взгляд Никодима недвусмысленно говорил то, что поостереглись сказать благоразумные губы: «Плохо потеряли, надо было лучше».
– Ты, кажется, что-то приготовил нам показать, Граненыч? – с любопытством и надеждой привстал со своего трона царь и потянулся к подкатившемуся чуть ли не к его груди исписанному с обеих сторон свитку.
– А чего там показывать, – презрительно пробасил Никодим, брезгливо отодвигая от себя ветхий том в порыжевшем от времени потертом кожаном переплете, – опоздал ты, Митрофан, со своей макулатурой. План кампании мы только что приняли.
– Лукавишь, боярин, – строго погрозил Никодиму Митроха тощим узловатым пальцем. – Али боишься, что лучшее враг хорошему?
Оставив Никодима со сведенными к переносице глазами размышлять над афоризмом фельдмаршала Блицкригера, бывший истопник проворно навел порядок на поле бумажного боя, раскатал и прижал по углам книжками карты, расправил схемы, развернул таблицы, извлек из-за пояса засунутую в пустые ножны указку и солидно откашлялся в кулак.
– Начать я хочу с того, царь-батюшка и господа думные бояре, что видел я план вот этого вот… – он прервал речь, чтобы коротко кивнуть в сторону наливающегося пунцовой краской Никодима, – боярина… и признаю его хорошим…
Недоуменное бормотание пронеслось по рядам собравшихся.
– …если бы не несколько ма-ахоньких шероховатостей.
– И каких же? – стрельнув на поражение глазами сквозь прищуренные веки-бойницы, с подозрением поинтересовался Демьян.
– Махоньких, говорю же, – с доброй укоризной, как терпеливый учитель на невнимательного школяра, глянул на него Митроха. – Вот, к примеру. Граница с Сабрумайским княжеством проходит у нас по Бабушкиному лесу. Лес их, а поля уже наши. Боярин Никодим и иже с ним предлагают встретить костеево войско в чистом поле лоб в лоб, и говорят, что один лукоморский ратник пятерых костеевых стоит.
– А ты что ж, Митрофан, в нашего лукоморского солдата не веришь? – испытующе прищурился боярин Никифор. – Что он любого врага побьет?
– А я вот тебе, боярин, встречный вопрос задам, – продирижировал указательным пальцем перед носом обиженного боярина Граненыч. – Ты у нас фигурой не слабый, ведь так?
