Персиково-фиолетовые гудящие убийцы преследовали остатки десанта, ломящегося напролом через ловушки с кольями и бревна, еще десять минут.
За это время Агафон, Саёк и Масдай успели вернуться в башню, проникнув через порт баллисты и раза с пятнадцатого – при помощи спичек
[136]
– поджечь брошенную и обреченную на лукоморского мага осадную башню.
– А скажите, дядя Агафон, – не выдержал и полюбопытствовал мальчик на обратном пути. – Что это за красные лучи шли у вас от пальцев к их ногам?
– Лучи? – непонимающе уставился на него волшебник. – Красные?..
– Да, да! Я запомнил!
– Хм… Вообще-то, они должны быть воображаемые… – озадаченно захлопал глазами маг.
– Но я их совершено точно видел, правда!.. – не сдавался царский курьер, и Агафон недоуменно сложил губки скобкой и повел плечами:
– Наверное, я их слишком живо вообразил…
Букаха нервно оглянулся по сторонам, поднял воротник своего отчаянно поношенного зипуна и, пригибаясь, поспешил к последнему возу, ожидавшему в компании семи себе подобных, пока откроются хозяйственные ворота дворца и им позволят заехать.
С неба цвета застиранного синего бархата сыпался эфемерный, почти невидимый – если бы не подозрительно забелевшая серая мостовая под ногами – снежок. Его художественно раскладывал размашистыми ажурными узорами задумчивый ветер, заодно бессовестно задувающий диссиденту во все прорехи его наряда и за шиворот.
Стоять и ждать, прячась за афишной тумбой и с ненавистью заучивая наизусть обращение Симеона к народу в день начала осады, медленно закоченевающему изменнику пришлось довольно долго. Может быть, два часа, может быть, три. В такую погоду после определенного промежутка времени, проведенного в обществе стихий и тумбы, время переставало иметь значение.
Но когда опальный боярин, приобретший весьма любопытный оттенок синего – под цвет готовящегося к ночи неба – уже раздумывал, стоит ему рискнуть гипотетическим гневом царя Костея или подождать еще часок-другой, а потом поучаствовать лично в конкурсе ледяных фигур, ему подвернулась такая удобная, несомненно, ниспосланная небом оказия в виде продуктового обоза. Впрочем, радость его быстро поостыла – приблизительно до температуры окружающей среды – когда он, откинув рогожку, в сереющем свете вечера увидел, в какой компании ему придется проникать на охраняемый объект. Нежно выгнув друг к другу шейки и кокетливо скрестив ножки, последний воз оккупировали худощавые мороженые утки, гуси и курицы. Но, решив, что в случае проверки он не слишком будет среди них выделяться – ни по температуре, ни по цвету, ни по телосложению, выбивающий зубами быстрые марши Букаха торопливо, пока не видит возчик или охранник на воротах, присоединился к стае и тщательно прикрыл за собой рогожу.
Дневной прилет Змея-Горыныча и его неожиданное падение на заднем дворе царского дворца наделало в городе много шума в прямом и переносном смысле.
Сдох ли Змей, или только ранен?
Если ранен, добили ли его царские гвардейцы и тот легендарный чародей, который появился нежданно-негаданно неизвестно откуда за день до начала осады и успел до тошноты насолить, наперчить и насыпать полный глаз горчицы костеевцам?
Если же Змей упал туда уже мертвым, что с ним будут делать, и не осталось ли от него чего-нибудь ценного – золота, драгоценных камней, произведений искусства, биржевых бумаг? Ведь всем известно, что эти Змеи, или драконы, их родственники, до смерти охочи до всякого богатства.
Наверняка все эти вопросы и ответы на них будут интересны его повелителю, царю Костею. А также – кто знает! – может там, за дворцовой оградой, ему, наконец, удастся выяснить то, что его хозяина интересовало с первого дня войны: что это за чародей, и нельзя ли его если не переманить на свою сторону, то просто, банально и пошло, убить?
С начала осады его величество стал мнительным и раздражительным. Теперь ему было мало того, что Букаха присылал ответы на его запросы. Теперь он хотел, чтобы тот их предугадывал.
Верный предатель старался вовсю. Он посчитал, сколько часовых остается на ночь на стенах и у ворот. Он сообщил царю, где находятся слабые участки стены. Он нарисовал план продуктовых складов, расположенных ближе всех к городской стене, когда случайно вспомнил, что по дороге его хозяину не пришлось пограбить ни одну деревню, а прокормить такую громадную армию, как у него – не фунт изюму. Он регулярно сообщал о потерях защитников города и повреждениях, понесенных стенами и башнями. И теперь, решил он, его величество наверняка захочет узнать, что случилось с его ручной рептилией и, пожалуй, даже разгневается, если Букаха с ближайшей корреспонденцией не сообщит ему об этом.
С гневом грозного царя бывший воевода был знаком не понаслышке и не хотел больше подавать для этого поводов, и поэтому сейчас, в теплой компании давно почивших перелетных и не слишком птиц он с комфортом и без пропуска въезжал на территорию дворца.
Однако, как очень скоро предстояло выяснить лукавому царедворцу, въехать на территорию дворца и свободно перемещаться по ней было две большие разницы.
Когда телега остановилась и хриплый возчик провозгласил: «Ну наконец-то, прибыли», Букаха, бесцеремонно давя и толкая давших ему кров и транспорт свежемороженных попутчиков, вывернулся из-под рогожки и отправился в свободный поиск. И тут же столкнулся нос к носу со своим бывшим подчиненным – старшим прапор-сержантом Панасом Семиручко.
Тот, уткнувшись носом-картошкой в длинный, усаженный кляксами пергаментный свиток и озабоченно что-то вычисляя вполголоса, едва не сшиб с ног беглого воеводу, буркнул нечто, похожее то ли на «честь имею», то ли на «чего надо» и заспешил дальше. Но через несколько шагов, спохватившись, остановился, недоумевающе оглянулся, присел и заглянул под телеги и в открытые двери кухни – нет никого, показалось… – и снова уткнулся в цветущий чернильными звездочками пергамент и продолжил свой путь.
Букаха перевел рвущее легкие дыхание и, выбивая зубами «SOS», откинулся на гладкий мрамор облицовки за воняющими чем-то горько-кислым, составленными друг на друга бочками.
Нет… Так дело не пойдет… Планируя свой рейд на дворец, он, как видно, упустил из виду самое главное: свою необъятную, ушедшую из большого плюса в глубокий минус популярность.
Значит, надо дождаться, когда весь дворец уйдет спать, и тогда попытаться выбраться и осмотреть место предполагаемого падения Змея. А также поискать, не выронил ли он при жесткой посадке десяток-другой рублей или серебряную ложку: хозяин его постоялого двора предоставлять в кредит свою протекающую крышу и так и не застекленное окно отказывался, не говоря уже о поджаренных на прогорклом масле котлетах из отрубей с требухой. А для этого придется набраться терпения, затаиться и ждать своего часа, а пока можно без ущерба для конспирации выглянуть в щелку между двумя бочками и понаблюдать за происходящим: может, и от этого польза получится.
