– …А я тебе говорю, Вань, наплюй ты на этого Дуба! Объяснять ему еще что-то будешь! В охапку его – и к Адалету! – сердито выговаривала Серафима.
Повторение в семь утра в десятый раз одной и той же мысли, хоть и в разных вариациях, долготерпению лукоморской царевны не способствовало.
– Нечего было ему выпендриваться: позволил бы людям со своим демоном парой слов перемолвиться, и все бы в порядке было! – убежденно внушала она супругу то, что уже поняли и с чем согласились не по разу все остальные пассажиры Масдая. – Подумаешь, коммерческая тайна! Про которую полкоролевства знало!..
Но у Иванушки, как ей было прекрасно известно, не было ни единого шанса попасть в категорию «все остальные» хоть когда-либо. То, что было элементарно и понятно для этих остальных, для ее мужа представляло непреодолимый барьер. И непреодолимый не в последнюю очередь потому, что преодолевать его он не мог и не хотел: скорее их ковер-самолет пожелал бы научиться плавать, чем Иван – обманывать, хитрить и изворачиваться.
[1]
Вот и сейчас он оторвался от созерцания однообразного пейзажа предгорий, упрямо помотал головой в ответ на царевнины слова и насупился, в который раз вспоминая историю, произошедшую с ним и Агафоном прошлой осенью.
Тогда в поисках похищенной Змеем Серафимы они оказались в Атланде, которой правил Дуб Третий. Когда розыски окончательно зашли в тупик, местные надоумили, что единственный, кто сможет им помочь – ясновидящий горный демон, пленник короля. Дуб же, блюдя государственную тайну, которая тайной ни для кого давно уже не была, вместо того, чтобы выполнить просьбу гостей, бросил их в тюрьму. Правда, они бежали в тот же вечер, прихватив заодно демона, а с ним родственника короля – жуликоватого первого советника Тиса и еще с десяток попутчиков, но это вряд ли добавило им популярности в глазах сурового монарха атланов.
Которого и предстояло им сейчас забрать как наследника одного из Пяти родов Выживших.
И теперь Иван из соображений дипломатии, приличий и политкорректности сочинял объяснительно-извинительную речь, которая сочиняться у него решительно отказывалась по той простой причине, что виноватым себя царевич не чувствовал.
– Нет, Сень, – вздохнул и произнес он, наконец. – Если бы я при нем увидел, в каких условиях он дедушку Туалатина держит, ничего в порядке бы не было. Только хуже.
– И обвиняли бы тебя сейчас не в похищении демона, а в цареубийстве, – преувеличивая – но ненамного – пошутил ковер.
– И камни стихий от его внука мы бы не получили. А без них осада Лукоморска неизвестно бы как закончилась, – поразмыслив над сослагательными наклонениями прошлогодней истории, присоединился к друзьям Агафон.
– С таким магом, как ты – да неизвестно? – скептически хмыкнул Олаф.
– Ну полгода назад-то всё по-другому было… несколько… – скромно усмехнулся его премудрие.
– Айвен, Сима права, – зябко поеживаясь под тонким суконным плащом, вмешалась в дискуссию Эссельте, принцесса Гвента. – Не за что тебе извиняться. И вообще, мне кажется, что этот Дуб вас с Агафоном даже не узнает – вы ж сами рассказывали, что ночь была, темно кругом, и тем более, в казематах… А значит, ничего объяснять ему не надо будет. Чтобы его же не расстраивать. Самый верный подход. Я на своем отце знаешь, сколько раз проверяла!
– Чего не знает голова – душа о том болит едва, – галантно поверил женскую логику народной мудростью Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс, калиф Шатт-аль-Шейха, и девушка энергично закивала – то ли из горячего согласия, то ли из не менее горячего желания согреться.
[2]
И, словно дождавшись сигнала, ее менестрель, Кириан Златоуст, медленно провел ногтем указательного пальца по струнам арфы и продекламировал нараспев, полуприкрыв сонные глаза:
[3]
Напоминать о краже
Королевского предсказателя
Ни Дубу, ни страже
Совсем необязательно.
Неизбежен будет крах,
Пагубны последствия —
Дуб нас вздернет на дубах
Без суда и следствия.
[4]
– Золотые слова, – в кои-то веки согласился с поэтом чародей.
Иван же, борясь с соблазном и убежденным напором друзей, лишь неуверенно покачал головой и снова погрузился в созерцание открывающихся перед ним перспектив. Его представления о честности предписывали ему во всем сознаться, но без признания вины это выглядело бы обычным нахальством, а вины своей в освобождении пленника он не видел, хоть тресни… И оставалось ему только смотреть вниз на проплывающие под ногами холмы, шахты и дороги и надеяться, что при встрече всё как-нибудь само собой утрясется, потому что забот и поводов для беспокойства у них и без того было предостаточно.
Лукоморец отвел глаза от груженого чугунными и медными болванками обоза, плетущегося по широкой мощеной дороге в сторону степи – с утра уже десятого или двенадцатого – и глянул на юг. Там над изорванной горными вершинами линией горизонта второй день подряд висела грязным пятном то ли туча, то ли странная тень. И сегодня, Иванушка мог бы поклясться, она стала чуть больше. Означало ли это какую-то невиданную погодную аномалию, или то, что Адалет, последний маг-хранитель, на встречу с которым они спешили, был прав, и Гаурдак действительно готов был восстать, царевич не знал, но отдал бы все, лишь бы оказаться свидетелем необычного природного явления, а не явления Пожирателя душ Белому Свету.
Что бы ни говорил Адалет о силе древних чар, позволявших наследникам Пяти родов удержать полубога-полудемона в его темнице всего лишь взявшись за руки, проверять действенность этого рецепта Иван желанием не горел, равно как и остальные Наследники. Ну может, только Олаф, самый молодой конунг в истории Отрягии, спал и видел себя в гуще хорошей драки.
Но всё же вряд ли в середине мясорубки.
До вычисленного Адалетом срока оставалось меньше недели. Шесть дней на то, чтобы добраться до столицы Атланды Атланик-сити, забрать Дуба Третьего и отыскать в Красной Горной стране старого мага.
Должно хватить.
Наверное.
Еще два дня назад Иванушка думал, что самым сложным из трех этапов окажется последний. Но теперь, когда черное облако намертво прилипло к горизонту и будто сверлило путников тяжелым враждебным взглядом, определить место встречи будет очень просто.
