– Как поэт, – поспешно проговорила гвентянка. – И как музыкант. И вообще – как товарищ.
– Как товарищ… ну… – автоматически пропустив первые два вопроса, царевна задумалась. – С ним весело было. Иногда. Когда он всех не раздражал. И не подковыривал. И не брюзжал. И не пел. А к чему это ты?
– Ну… может тогда… ты его попробуешь поцеловать?
– Я?.. – растерянно захлопала ресницами Серафима и скосила глаз на супруга. – Ну… исключительно по-товарищески разве…
– Ну да! – подхватила подруга. – По-товарищески!
– Давай сюда, – махнула рукой Сенька и, не дожидаясь пока Эссельте пристроит менестреля поудобнее на ладони, взяла его двумя пальцами за бока, развернула мордочкой к себе и, тщательно прицелившись, коснулась губами его холодных жестких губ.
И опять ничего.
– А еще у него спинка есть, и пузечка, – не удержалась и ехидно напомнила принцесса.
Если бы в руках Сеньки было настоящее земноводное, сейчас оно оказалось бы за шиворотом гвентянки – или за корсажем, что вероятнее.
[185]
– Но ты на это не пойдешь, – словно не замечая реакции царевны, невинно округлила глазки Эссельте.
– Это я не пойду?!
Проворные руки Серафимы завертели жабу, выбирая место для следующего поцелуя.
Иванушка, то ли обиженный демонстративным сближением собственной жены не понять с кем, то ли и впрямь осененный идеей, торопливо перехватил бедного менестреля из пальцев супруги.
– Откровенно говоря, я не понял, что за лягушачьи нежности вы тут устроили, – ворчливо произнес он. И на насупленной физиономии его было написано, к кому конкретно обращено замечание.
Корреспондент адрес прочитал правильно и не менее любезно отозвался:
– Вань, у тебя что, склероз? Это же сказка такая есть. Про лягушку-царевну.
– Ну есть, – строго проговорил лукоморец. – Ну и что?
– Точно, склероз… – возвела очи горе Серафима. – Ну там же, чтобы царевну расколдовать, царевич… царевич…
– Вот-вот! – торжествующе изрек Иван. – Именно! Ни с кем он не целовался! А бросил лягушачью шкуру в огонь!
Жаба тонко квакнула, вытаращила глаза и исступленно забилась, пытаясь вырваться.
– Предварительно достав из нее царевну, – строго напомнила Сенька и Кириана отобрала.
– Ну так что мы делать будем?
– Может, Змиулания его поцелует? – раскаиваясь в приступе почти немотивированного садизма, придумал Иван.
– А в кого он после этого превратится?
Люди зачесали в затылках.
– Мне почему-то кажется, что он предпочел бы быть Змеем, – неуверенно проговорила принцесса.
– А мне – что человеком, – хмыкнул Вяз.
Наследники снова задумались.
– Ладно, не будем рисковать, – неохотно решил Олаф. – Оставим как крайнее средство.
– И что теперь?.. – уныло задала вопрос гвентянка, принимая из рук подруги притихшую жабу.
– Подождем, пока очнется премудрый Адалет? – резонно предложил калиф.
Но премудрый Агафон очнулся скорее.
И не успел он выбраться из-под крыла Змиулании, как перед самым его носом на сложенных лодочкой ладонях предстала жаба.
– Вот! – звенящим от переполнявших ее эмоций голосом произнесла Эссельте.
– Спасибо! – почти с такой же гаммой чувств отозвался его премудрие и растроганно прослезился.
Всё таки, как бы ни подначивали, как бы ни посмеивались, но друзья всегда остаются друзьями, что ни говори. И как это трогательно с их стороны – понять, что после титанических трудов боевой чародей проснется голодный как этот самый титан, и на пустом каменном плато умудриться откопать для него что-нибудь пожрать!.. Правда, сколько ни жил он в Шантони, бутербродов с лягушачьими лапками так никогда и не пробовал, но к мысли о том, что это возможно, привык. И теперь, когда в радиусе нескольких километров еды никакой все равно больше не было…
– И что с ней будем делать? – заинтересованно пробормотал он, поворачивая кандидата в завтрак волшебника так и эдак.
– Тебе виднее, – покорно вздохнула принцесса. – Только это не она, а он.
– Ее проблемы, – отстраненно пожал плечами чародей, щелкнул пальцами, и на камнях запылал небольшой костерок. – Кто-нибудь еще хочет кусочек?
– Да ты что!!! – взвизгнула принцесса и вихрем налетела на Агафона, вырывая трясущееся животное из цепких пальцев голодного мага.
– Ты чего? – опешил он. – Я ж всем предлагал!.. Но если тебе жалко…
– Ты собрался его съесть!!! – словно обвиняя волшебника во всех бедах Белого Света, выкрикнула Эссельте.
– Н-ну да, – обиженно прижимая к груди поцарапанные руки, пробурчал чародей. – А если не для этого, то зачем ты мне ее совала?
– Его! Да сколько можно говорить, что ЕГО!!!..
И пока гвентянка рыдала на груди менестреля, Наследники и бойцы Вяза, перебивая друг друга, поведали ошеломленному волшебнику печальную историю новоявленного земноводного.
– Н-да… – дослушав, только и смог развести руками Агафон.
Из рукава выпала шпаргалка.
– О, кстати! – оживился его премудрие.
Жаба задрожала и попыталась удрать, подарив группе поддержки Эссельте несколько азартных минут.
Прошептав над чумазым пергаментом запрос, волшебник погрузился в чтение, хмурясь с каждой изученной строчкой.
– Что, совсем сложно? – сочувственно и очень тихо – так, чтобы никто не услышал – прошептала Серафима.
Разочарованный чародей неопределенно повел плечом.
– Да не то, чтобы сложно… – промычал он. – Там несколько заклинаний дается возможных. На выбор. В принципе, ничего сверхъестественного… Но энергопотребление большое. А меня сейчас максимум на костерок хватает…
– Так что делать? – озабоченно заглянул в глаза волшебнику Ахмет.
Агафон осторожно поскреб заросшую, покрытую ссадинами щеку и хмыкнул:
– Прибегнуть к народным средствам.
– Прибегали, – напомнила Эссельте.
– И об землю шваркали?
– Это еще зачем?! – возмущенно подался вперед Иванушка.
– Ну как – «зачем»… – ворчливо переспросил маг и снова склонился над шпаргалкой. – Вот, пожалуйста. Классика. Проверенная временем. «Грянулся Финист-Ясный Сокол об землю, и превратился в доброго молодца». Правда, нашего сикамбра хоть шваркай, хоть не шваркай – максимум, что получится – Кириан Златоуст… Ну да нет в жизни совершенства, научно доказано. Давайте его сюда, если сами не можете. Хотя с какой высоты оптимальнее – предстоит установить экспериментальным путем.
