Принцесса затрясла головой, оттолкнула протянутую руку волшебника и крепче прижала забившегося в панике Кириана к груди.
– Еще поищи, – сурово посоветовал Олаф.
– Ох уж мне это… иметь дело с профанами… – пробурчал сварливо его премудрие, но новую информацию у пергамента затребовал.
– Во, еще есть! – через несколько секунд довольно сообщил он. – «Перекувыркнулся козленок через голову три раза и обернулся мальчиком». Подходит?
Наследники неуверенно переглянулись.
– Подходит…
Подходило, как оказалось, не очень. Чтобы не сказать, что не подходило вообще.
Как ни кувыркали они менестреля – вперед и назад, как ни валяли с боку на бок – для чистоты эксперимента, но не в последнюю очередь потому, что анатомия жабы к каким бы то ни было акробатическим упражнениям не располагала – результатов было ноль.
Через полчаса бесплодных попыток, после которых у измаянного и страдающего хронической морской болезнью Кириана уже не было сил даже на побег, умаявшиеся не меньше барда Наследники во главе с чародеем расселись на земле с таким видом, словно эти тридцать минут вместе с жабой кувыркались и они.
– Ладно. Подождем Адалета, – чуть виновато косясь на Агафона, проговорил Иванушка.
– А чего Адалет… – почти не обидевшись, буркнул маг. – Он тоже как лимон выжатый будет еще неделю…
– А чего Адалет? – раздался за их спинами голос Анчара. – И чем вы тут занимаетесь? Если не секрет? Ваши величества? Высочества?
– Да наплюй ты на титулы… чего как первый раз знакомы… – устало махнула рукой Серафима. – Садись, гостем будешь.
– И никакой это не секрет, – уныло поджала губы Эссельте. – А скорее, трагедия…
И невеселая история миннезингера была пересказана второй раз.
– Где он? – чародей пошарил взглядом по расчищенному испытательному кругу и не нашел героя повествования.
– Э-э-э… вот! – после недолгих, но интенсивных розысков принцесса выудила своего барда из складок юбки: похоже, при виде нового мага, заинтересовавшегося его судьбой, у бедного Кириана открылось второе дыхание.
– Можно посмотреть? – нерешительно протянул раскрытую ладонь атлан.
– Смотри, – с ревнивым подозрением разрешил Агафон.
Атлан посадил на узкую ладонь жертву неосмотрительно данной клятвы и сочувственно покачал головой.
– Надо же… А с виду – обычная горлянка.
– Обычная… кто? – не понял Ахмет.
– Горлянка, – терпеливо повторил Анчар. – Жаба. Живет в горах среди камней, где повлажнее, питается насекомыми, а называется так, потому что в брачный период под горлом у них надуваются мешки – у самцов синие, а у самочек… оран…же…вы…е…
Ярко-апельсиновые пятна под горлом Кириана нервно запульсировали.
– Так теперь он еще и?.. – сочувственно взметнулись брови Иванушки.
– И какая разница? – хмуро буркнул Олаф.
– Какая?.. – задумалась на несколько секунд Серафима и высказала единственно верное предположение: – Огромная?
– В смысле? – нахмурился отряг.
– В смысле – целуй! – Сенька сцапала земноводное с ладони Анчара и сунула под нос конунгу. А еще через несколько секунд миннезингер – грязный, растрепанный и алый от пережитых испытаний и бушующих эмоций – растянулся во все свои метр семьдесят в красной пыли.
Носом, быстро исчезающими оранжевыми пятнами и пузечком вниз.
А через два часа очнулся и его премудрие Адалет – ничуть не отдохнувший, замерзший и голодный, как десять Агафонов, и поэтому злой, как такое же количество Гаурдаков. Но пасмурное настроение его посветлело, стоило лишь нежному аромату жареного мяса коснуться его обоняния: Змеи время зря не теряли. При виде же туш горных баранов, истекающих соками и жиром на импровизированных вертелах-пиках над синеватым волшебным огнем, веселое расположение духа вернулось к нему окончательно, и даже торжественная речь, посвященная окончательному уничтожению тысячелетней угрозы Белому Свету, уложилась всего в три коротких, но емких предложения.
[186]
После обильного завтрака отряд победителей разделился: Змеи, торжествующе трубя, взяли курс на родную пещеру, Наследники, их товарищи и маг-хранитель погрузились на Масдая, а демоны и атланы под предводительством Вяза приготовились отправиться в долгий пеший путь под землей.
– Эй, слушайте, погодите!.. – спохватился Агафон, когда уже были сказаны прощальные слова и взяты обещания заходить в гости и просто заглядывать, если придется пролетать мимо. – Чего-то я сразу не подумал… А как вы вообще сюда попали?!
– Так же, как и уйдем – под горами, – недоуменно повел могучими плечами Конро – словно оползень прогрохотал.
– Нет, вы-то понятно, но люди же не должны были… потому что башня Кипариса… барьер… и… – встревоженно хмурясь, взмахнул руками чародей и, словно через силу, выдавил самое заветное и самое болезненное слово: – Посох…
– Не волнуйся, человек Агафон, – поспешил успокоить его Туалатин. – Это очень хороший барьер. Если бы ты только знал, на какую глубину нам пришлось опуститься, чтобы обойти его!..
– За ту минуту, что мы его обходили, у нас чуть подметки не сгорели! – словно демонстрируя знак доблести или редкостный экспонат, рябой матрос задрал ногу подошвой сапога вверх, и все узрели ее обугленную кожу. – Во!
– Словно по углям прогулялся, Жасмин, – хмыкнул Вяз и с одобрением добавил: – У меня почти такая же. Только хуже. Пальцы каждый камушек чувствуют, как босиком иду. Еще пару минут – и поджарились бы не подметки, а ноги.
– Так что, не волнуйся, твое премудрие. Людям ни за что так глубоко не подкопать, как мы… с горным народом… проходили, – помимо воли косясь при каждом слове на исполинские каменные фигуры, покачал головой плечистый каменщик.
– Но все равно… это значит, что горный народ сможет проходить к людям? – заволновался царевич. – Глубиной?
– Твои люди, человек Иван, могут спать спокойно, – пророкотал Конро. – Когда мы уже перешли границу, я попробовал вернуться – заприметил интересную жилу и не рассмотрел сразу… И не смог.
– Ну ладно… если так, – то ли с облегчением, замешанном на сожалении, то ли наоборот, коротко хмыкнул Агафон и отвернулся.
Стоил ли его драгоценный посох мира между расами, вопрос был скорее, риторический, но ноющая боль потери от этого слабее не становилась.
– Тогда в дорогу, что ли? – ворчливо напомнил Масдай. – А то у меня кисти крайние ломит: к вечеру дождь надует с юга, вот помяните мое слово.
– Тогда в дорогу, – кивнула Серафима, и ковер медленно поднялся и повернул на север.
Выкрикнув последние слова прощания и благодарности остававшимся позади боевым товарищам и помахав им руками,
[187]
его пассажиры сбились в середине в плотную кучу для тепла и переглянулись.
