– Терпеть не могу туманы… – глухо прорычал отряг, стискивая до боли в пальцах рукоять любимого топора.
– Словно подушкой мокрой голову накрыли! – пожаловался Эссельте Кириан, вытянул из багажа лютню и ударил по струнам:
Сиреневый туман, а может быть, лиловый,
А может, фиолет зовется этот цвет.
Здесь метеопрогноз воистину хреновый,
Ах, если б с нами был премудрый Адалет!
Но с нами Агафон, големов победитель,
И с нами Олаф здесь, бесстрашен и рогат.
У Сеньки есть кольцо, во тьме путеводитель,
Есть у Ивана меч, что рубит все подряд.
И есть еще пиит, вооруженный лютней,
На сказочном ковре бессмысленный балласт.
Так почему б ему, вдыхая поминутно
Туманное амбре, не спеть прощальный вальс?
Анчара не найдя, заданье проваливши,
Чем оправдаем мы позорный свой провал?
Одна дорога нам, на Белом Свете лишним,
Ведет она в туман, в объятия шептал…
Но спутники попытки их развлечь не оценили, и под всеобщее шиканье оскорбленный бард засунул инструмент обратно в мешок, переполз на угол ковра и с разобиженным видом повернулся к миру задом.
Метр за метром продвигался ковер по липкому, наполненному мириадами крошечных капель воздуху со скоростью торопливого пешехода, достигая противоположного конца долины, разворачиваясь и возвращаясь по параллельной траектории, а башни все не было и не было.
– Мы можем так до вечера мотаться! Завтрашнего! – забросил дуться и нетерпеливо повернулся к товарищам менестрель. – Тут не видно ничего на расстоянии вытянутой руки, а ширина долины километр, не меньше! Это ж сколько раз Масдаю шириной в три метра нужно ее проползти вперед-назад?!
Ковер остановился резко, едва не стряхнув негодующего миннезингера.
– Это был риторический вопрос или экзистенциальный?
– Первое, – быстро сообщил бард, опасаясь, что в случае второго варианта вычислять количество раз и вводить поправку на девиацию заставят его.
– И что ты предлагаешь? – сердито прошуршал под ним мохеровый голос.
– Это был риторический вопрос или экзистенциальный? – застигнутый врасплох не менее сложным вопросом, чем предполагаемый, пиит растерянно моргнул несколько раз и оглянулся на спутников в поисках подсказки.
– Второе, – сухо уточнил Масдай.
– Я… предлагаю… предлагаю я…
– Может, нам лететь быстрее? – поспешил на выручку Олаф.
– Или зигзагами? – осенило Ахмета.
– Или пониже? – пришло в голову Серафиме.
– Пониже – это насколько? – брюзгливо уточнил ковер. – Может, тогда вам проще пешочком прогуляться? Потому что, между прочим, некоторые от такой концентрации водных паров и намокнуть могут очень скоро, и тогда другим некоторым придется из этой долины и до куда им приспичит своим ходом идти, пока первые некоторые не просохнут!
– Ну… Давай метрах в полутора от земли попробуем… – переглянулась с супругом царевна, уловив общую мысль ковра, но не решившись погрузиться в подробности, дабы не запутаться в некотором обилии «некоторых». – Чтобы вслуччего падать было не так больно.
– В случае чего это? – насторожился Ахмет, не любивший падать ни больно, ни не больно.
– Ну если на большой скорости в башню врежемся, – развела руками Сенька. – Кириан ведь прав насчет времени … в кои-то веки.
Самодовольно усмехнувшись при первых словах царевны и пропустив мимо ушей пассаж насчет коих век, поэт воспрянул духом.
– Друзья мои, летим вперед, нас где-то рядом башня ждет! – бодро оттарабанил он и Масдай, словно получив команду на старт, вперед и рванул.
Рожденная коллективным разумом тактика через какие-то десять минут принесла свои плоды – правда, маленькие, кособокие и кислые, как выразился бы велеречивый шатт-аль-шейхец.
Если бы успел.
Потому что на скорости уже не торопливого пешехода, но нетерпеливого всадника ковер налетел внезапно на нечто неподатливое и, судя по твердости, каменное и рухнул вниз, щедро рассыпая пассажиров, их оружие и багаж по неровному дну долины.
– Кабуча!.. – только и успел воскликнуть задремавший маг, как оказался распластанным под тяжестью калифа на холодной, ощетинившейся разнокалиберными каменюками земле. Где-то рядом слышались сдавленные вскрики и возня: мягкой посадки явно не испытал никто. Постанывая сквозь стиснутые зубы, Агафон оперся на посох, поднялся, сделал шаг вперед… И наткнулся на каменную стену.
– Ну наконец-то… – выдохнул он с облегчением, расхохотался нервно, пока другие не слышат, и от всей души припечатал задумавшую поиграть с ними в прятки башню кулаком.
Башня дала сдачи.
Чудом не выронив посох, волшебник ласточкой
[71]
отлетел на несколько метров, сбивая в процессе кого-то большого и мягкого.
Затормозив о другого кого-то – неподатливого и массивного
[72]
– Агафон съехал по нему на землю, сложился пополам и закашлялся, сипло втягивая воздух в зашибленную грудь и удивляясь, почему в ней нет сквозной дыры от удара.
– Это кто? – нащупала его шиворот и поставила на ноги мощная рука.
– Я… Олаф… – прохрипел волшебник, расставаясь, как ему казалось, с последними миллилитрами воздуха.
– Олаф – это я, – терпеливо поправил его отряг за спиной. – Ты опять голову зашиб, что ли?
– Олаф… – издавая звуки, более приличествующие сдуваемому резиновому матрасу, распрямился и дернулся маг. – Там… мы на что-то… налетели…
– Не может быть! – хохотнул рыжий воин.
– Кабуча, оно дерется!!! – вскричал Агафон, не в силах выразиться понятнее. – Большое!!! Бежим!!!
– Куда?! – всполошился отряг.
– Туда! – рванулся в направлении прерванного полета чародей.
Без дальнейших расспросов и уточнений конунг выпустил воротник товарища, выхватил из-за спины топор, вытянул руку и двинулся вперед.
– Да в другую сторону, идиот!!! – покачнувшись и прокрутившись пол-оборота вокруг вошедшего в землю посоха, волшебник упал на колени и замер в полной дезориентации. Куда теперь бежать? «Надо предупредить остальных!» – мелькнула в раскалывающейся и гудящей голове мысль, и он немедленно приложил ладони рупором ко рту и завопил, что было мочи:
– Там в тумане что-то есть!!! Бегите к выходу из доли…
Туманное молоко в той стороне, куда ушел отряг, потемнело вдруг, набрякло угрожающей массой…
Волшебник осекся и вскинул руки, призывая все доступные ему сейчас силы, чтобы продать свою жизнь подороже.
