– Ну наконец-то!.. – резко повернулся и воздел очи и руки к потолку Ахмет.
Но это был всего лишь отряд лакеев с чашами, в которых плавали кусочки фруктов и лепестки роз, кувшинами и сервировочными столиками, груженными целым семейством золотых тарелок, подносов и блюд.
Прочитав на физиономии конунга недоброе, камергер дал пинка застигнутому врасплох чувству долга и успел выскользнуть в коридор как раз перед тем, как первый слуга вкатил в зал свое двухэтажное сооружение из серебра и черного дерева. Протараторив: «Я схожу, узнаю, когда его величество будет готов дать вам аудиенцию», вельможа зайцем метнулся вбок и пропал из виду.
– Сиххё его забери!.. – прорычал Кириан, театрально отшвырнул связку своих инструментов, словно в сердцах
[94]
и, закатывая рукава, двинулся к первому столику, источавшему умопомрачительные запахи.
С первого опытного взгляда распознав, кто среди гостей величество и высочество, а кто – не очень, старший лакей брезгливо скривился и загородил дорогу миннезингеру к оплоту шедевров дворцовой кулинарии.
– Сначала меню выбирают господа.
– Для тебя я – господин! – жарко вспыхнул обидой бард.
– Руки помой сначала, – процедил атлан, вкладывая в свои слова ровно столько вежливости, чтобы их нельзя было назвать откровенно грубыми, – господин.
– Где помыть? Умник нашелся, сын ги…гиены… – то ли заикнулся, то ли вспомнил мудреное медицинское слово Кириан, внутренние весы которого работали даже не точно, а с опережением.
Лакей усмехнулся тонко, чувствуя мгновение превосходства.
– Вот здесь, господин, – одним подбородком указал он на узорчатую чашу – но с таким видом, точно макал в нее зарвавшегося простолюдина головой.
И теперь настал момент торжества менестреля.
– В компоте?! – презрительно вскинул голову он. – За дикаря меня принимаешь?!
И, не успел ошарашенный лакей и слова сказать, как музыкант гордо ухватил с нижнего этажа столика кувшин, открыл откидывающуюся крышку, кинул на бесцветную жидкость внутри довольный взгляд и пошел к пальме мыть руки.
Проводив округлившимися глазами в последний путь два литра вина из крисанского прозрачного винограда,
[95]
старший лакей скривился как при виде сороконожки в жюльене и тихо бросил через плечо помощникам:
– Так и быть. Запить трапезу налейте ему воду для мытья рук.
А погромче добавил, видя, что кроме менестреля их прибытие никого не заинтересовало в должной мере:
– Прошу к столу, ваши величества, ваши высочества. Кушать накрыто. Его величество Тис Первый прибудут тогда, когда прибудут, а замечательный ужин остынет и испортится.
Против такой аргументации устоять не могла даже антигаурдаковская коалиция, питавшаяся вторую половину дня, в основном, энергией нервных клеток, и судьба ужина была решена.
Тис появился в дверях, когда последние капли кирсанского виноградного вина под взглядом Кириана, наполненным ужасом и стыдом,
[96]
были разлиты по кубкам и выпиты. Лакеи, проворно погрузив запачканную посуду на столики, так же живо удалились и оставили монарха и двух офицеров за спинкой его кресла наедине с гостями.
– Ну наконец-то!!! – теперь с полным правом воскликнул калиф.
Агафон, единственный из отряда так и не притронувшийся к пище, приоткрыл глаз и скользнул равнодушным взором по королю и его свите.
– Ваше величество! Мы должны сообщить вам кое-что чрезвычайно важное! – сделал шаг вперед Иванушка.
– Сейчас, минутку, – кивнул Тис и обернулся на офицера справа.
Тот, поняв с полуслова, отворил двери и выглянул в коридор, точно проверяя, не подслушивает ли кто. Результат удовлетворил его, он быстро возвратился на свое место и переглянулся с коллегой.
– Ваше величество… – недовольный прерыванием, задержавшимся появлением короля, потерей посоха, наследника, терпения и общей политической ситуацией в мире, снова начал царевич…
И не закончил.
Потому что неведомая сила подхватила его, швырнула на пол рядом с друзьями, сдавила, приковывая к телу руки и ноги, заткнула рот – ни охнуть, ни крикнуть, ни вздохнуть…
А бордовые кирасы и гвардейские мундиры на офицерах, их шлемы и даже мужественные физиономии с квадратными подбородками вдруг пошли рябью, помутнели и пропали, открывая под собой обычную, хоть и донельзя грязную и прожженную одежду, спутанные черные волосы на голове одного, одинокий клок волос на голове другого – и лица.
Виденные мельком несколько раз наяву и гораздо чаще и подробнее – в кошмарах.
– Ну вот и всё… – косовато улыбаясь, победоносно глянул на коллегу ренегат ростом пониже. Высокий неопределенно пожал плечами, не сводя изучающего взгляда с кучи неподвижных тел на ковре – словно легкомысленный ребенок бросил на середине игры наскучивших кукол и убежал.
– Откровенно говоря, у меня такое чувство, словно мне чего-то недодали… – выдавил он, наконец, разобравшись в охвативших душу противоречивых ощущениях. – Как-то это было… легко, что ли.
– И просто, скажи еще, – усмехнулся черноволосый, покинул свой пост за спинкой инвалидной коляски и подошел к поверженным противникам, с настороженным любопытством разглядывая каждого по очереди – будто опасных зверей, посаженных в клетку. – Нет, ты как хочешь, Земгоран, а мне с этой братией приключений хватило надолго. Я – теоретик, кабинетный ученый, и гоняться по всему Белому Свету за шайкой малолетних психов во главе с сопливым недоучкой…
– Кстати, о сопливых недоучках, – будто спохватился высокий, тоже вышагнул вперед и отыскал взглядом в куче недвижимых тел Агафона. Глаза их встретились – точно схлестнулись две кипящие волны ненависти – и Тис торопливо привстал с коляски, брови повелительно сведены над переносицей:
– Вот только никакого шума. Вы мне обещали. Одного старика Дуба хватит надолго.
– Он не сможет шуметь, – неприятно улыбнулся королю Земгоран.
– И порчи интерьера не надо тоже, – был непреклонен монарх. – Если отсутствие всей компании еще можно будет объяснить тем, что они вылетели из окна на своем ковре… Кстати, вы так и не сказали мне, куда вы их собираетесь девать.
– Насчет ковра – хорошая идея, ваше величество. В вас пропадают самые удивительные таланты, – то ли с издевательским, то ли с искренним уважением склонил голову высокий и продолжил, размышляя вслух: – Погрузить, довезти до реки – подальше от города…
