Утробный хтонический рев почти беспрестанно наполнял теперь воздух города вместе с разлетающимися сгустками пламени, резким запахом горящего камня и паническими воплями людей и животных. Черное и оранжевое, оранжевое и черное, цвета мести и смерти щедро окрашивали синий еще несколько минут назад бархат ночи, и оранжевые блики играли черными тенями на бескровных лицах людей.
– Боги всемогущие… – не в силах больше взирать на гибель столицы, прошептал Тис, белый, как все саваны Белого Света и сполз обратно в зал, сжимая кулаки так, что застрявшие осколки вдавливались в плоть еще глубже. Быстрые струйки крови текли из ранок, пачкая одежду и пол, острые края разрезали мясо до кости, но Тис не чувствовал боли: взгляд его, остановившийся и полубезумный, не отрывался от расцветавшего огненными фонтанами погибели Атланик-сити, а непослушные дрожащие губы шептали, словно заклинание: – Боги всемогущие… Боги… Боги и демоны… Город… Мой город… Боги… Боги… Боги…
В отличие от впавшего в прострацию короля, Кречет, хоть и бледный как сама смерть, что радостно металась сейчас по раздираемому неизвестным врагом городу, сумел заметить хладнокровие там, где его не должно было быть.
– Что происходит? – обернулся он резко на Земгорана. – Ты знаешь?
– Знаю, – не видя причин и пользы в запирательстве, кивнул тот и величаво скрестил руки на груди. – Помнишь, я тебе говорил, что заручился поддержкой горных демонов и шептал для Избавителя Мира?
– При чем тут?.. – не разжимая сведенных непонятным гневом челюстей, прорычал Кречет.
– Это – цена, – философски пожал плечами Земгоран. – Они потребовали ее – и я заплатил. Цель всё же оправдывает средства, что бы ты ни говорил. Один город – даже такой большой, как этот – ничто по сравнению со всем Белым Светом. Чтобы выиграть в главном, мы должны пожертвовать малым. Ах, да. Я забыл сказать, кажется, что мне очень жаль.
– Но линия Кипариса!.. – истерично, не владея больше ни собой, ни голосом, взвизгнул король.
– Больше не работает, ваше величество, – учтиво сообщил ренегат.
– Но город!!!..
– К утру его не будет. Но дворец останется цел – это было моим условием. Можете не беспокоиться.
– Не беспокоиться? Не беспокоиться?!
– Не беспокоиться?!?!?.. – взревел Кречет…
Агафон даже не увидел – почувствовал как, структура воздуха вокруг черноволосого изменилась, и поэтому удар невидимого кулака не застал его врасплох.
В отличие от того, в кого этот удар был нацелен.
Перекувыркнувшись в воздухе, словно бумеранг очень странной конструкции, Земгоран обрушился спиной на диван в дальнем конце зала и сполз головой вниз, ошарашенный и оглушенный.
– Не беспокоиться… – прорычал черноволосый, точно тигр перед финальным прыжком, и тут же новое заклинание покинуло пальцы и, рассыпая искры, устремилось к противнику.
Не откатись он в последний момент направо, шансов выжить у него оставалось бы не больше, чем у многострадального дивана, взлетевшего к потолку облаком мусора.
– Не беспокоиться!!! – выплюнул, как в лицо врагу, Кречет и рванулся вперед.
То, что напарник не просто срывает на нем непонятную злость, Земгоран окончательно понял, только когда вокруг Кречета стало быстро расти и вытягиваться веретеном черное облако. Лишь поставленный наспех кособокий щит неуклюже отклонил удар, в последнюю секунду перенаправив его в стену, и горящие обломки кладки, мебели и портретов брызнули в разные стороны, щедро осыпая неподвижных пленников.
Последнее разрушение вывело из шока замершего у окна короля. Словно очнувшись от дурного сна, чтобы оказаться в реальном кошмаре, он стремительно огляделся, и так же стремительно остатки краски сошли с его лица, а глаза расширились от ужаса. Пригнувшись, он кинулся к выходу, перепрыгивая через наваленные на его пути тела, но ответная атака Земгорана превратила двери в раскаленный стальной монолит прямо под его руками. Тис хрипло взвыл, прижимая обожженные ладони к себе, рухнул на пол – самое разумное, что может сделать человек во время магической дуэли не на жизнь, а на смерть – заполз под кушетку и притаился.
Пленники лежали, не в силах шевельнуть даже пальцем, и единственным способом отгородиться от носящихся над их головами молний, сгустков огня и материализующихся стихий было закрыть глаза.
Давно уже тлел, обращаясь в синий пепел, ковер под ними. Многоцветный наборный паркет – шедевр леваррских мастеров – медленно поддавался лиловому огню, испуская терпкий дым с запахом конского пота. Осколки камней, куски штукатурки, обломки мебели и фрагменты декоративных доспехов и вооружения то и дело обрушивались на пленников, и каждый раз те радовались, что пока в дуэли двух чародеев, разошедшихся по разным концам зала, не было недолетов и рикошетов.
Агафон оказался чуть поодаль от друзей, распластавшись на краю погибающего ковра, головой к двери, ногами ко всему остальному. И если сваленные нарочно ли, случайно ли в одну кучу товарищи могли видеть или ощущать друг друга, то в поле зрения мага не попадало ничего, кроме паркета, плинтуса и небольшого кусочка выщербленной стены. Живы ли его спутники, или погибли под непрестанной бомбардировкой, ему оставалось только гадать.
Говорят, для медитации необходимо отсутствие внешних раздражителей.
Самобичеванию Агафона не мешал даже разразившийся в одной комнате с ним локальный конец света.
Скрипя стиснутыми не по выбору – по воле магии зубами, он дотошно припомнил себе всё, от нелепого – теперь видно! – решения оставить посох в башне и до идиотского доверия – кому?! – Тису!.. Далее, недолго думая, он обвинил себя во всех неудачах экспедиции, всех провалах, всех ляпах, всех злоключениях и осечках, наделил себя всеми недостатками, присущими человеческой натуре, и остановился лишь, когда не осталось больше греха на Белом Свете достаточно отвратительного, чтобы удостоиться чести быть сваленным на его затекшие, саднящие и ноющие плечи.
Поиску грехов рангом пониже погруженному в медитативное самоедство волшебнику помешало разорвавшееся рядом заклинание. Ударная волна вперемешку с искрами и кусками паркета обрушилась на его многострадальную голову, сознание, погасло, точно раздавленный светильник, но вместо того, чтобы погрузиться во тьму, окружающее неожиданно предстало в неестественном тусклом свете.
Время остановилось внезапно, мир потерял краски, словно на рисунок мелом выплеснули ведро воды, стал серым и линялым, и лишь яркие пятна магии окрашивали его теперь: алые траектории огненных заклинаний, голубые отпечатки ледяных чар, зеленые – кислоты или ядов, лиловые дыры там, куда ударили атакующие заклятья, золотистые полосы – где строилась защита, и еще, что-то большое, сине-золотое, чуть в стороне…
Призрачная красота открывшейся картины заставила мага ахнуть в изумлении… и тут же всё пропало, точно испугавшись его хриплого дыхания.
В уши снова ворвался грохот боя, вспышки заклятий резанули полуоткрытые глаза – но признаки жизни окружающего мира доносились теперь до Агафона словно с другого конца города. Потрясенный мимолетным видением, он неожиданно осознал, что это было, и поразился – не столько увиденному, сколько тому, что смог это увидеть. Попасть туда. Почувствовать это. Ведь это…
