– Что? – снова подалась вперед вся троица.
– Посох, – плоским голосом выдавил лукоморец. – Он же голубой. А ночью светился золотом. А утром стал тусклее…
– И что это значит? – не понял Масдай.
– Это значит, – Серафима одарила мужа взглядом, приберегаемым до сего момента специально для про-Гаурдаковской коалиции, – что у таких часовых … такими часовыми… таким часовым… растаким… и разэтаким… часовым…
Иванушка покраснел и пристыженно втянул повинную голову в плечи.
– … таких часовых книжек надо пожизненно лишать! – безжалостно договорила она. – Без права переписки!
Приговоренный к высшей мере наказания и сознавая всю ее справедливость до последней буквы, царевич развел руками, пробормотал сбивчивые слова раскаяния и прощения и, готовый искупить вину чем получится, с удвоенным рвением уставился в пустое синее небо на юге.
А с запада на них надвигалась гроза.
Первые капли дождя застигли их ближе к вечеру на подлете к большому и веселому городу на самой границе Эльгарда и Шантони.
– «Добро пожаловать на весеннюю моринельскую ярмарку», – прочел Иванушка красные буквы на желтой растяжке над дорогой.
– Ярмарку? – оживился Олаф.
– Ярмарку?.. – скис Масдай.
– Ты что-то имеешь против весенних моринельских ярмарок? – удивилась Сенька, воодушевившаяся при этом праздничном слове.
– Против ярмарок – нет, – недовольно пробурчал ковер, брезгливо подергивая кистями, смахивая первые крошечные теплые капельки. – Чего я не люблю, так это переполненных постоялых дворов, гостиниц и прочих таверн, где приличной печки и целой крыши не найти и с городской стражей. И вообще – не знаю, как вы, а я приземляюсь. Погода нелетная.
В таких вопросах спорить со старым ковром было бесполезно, и уже через три минуты в город, не без удовольствия разминая затекшие за день ноги, вступили трое пеших путников и одно средство передвижения, прикидывающееся обыкновенным предметом роскоши.
Первым горожанином, попавшимся им навстречу, оказался подвыпивший мужичонка в соломенной шляпе и со связкой кур подмышкой, не слишком успешно пытавшийся открыть калитку собственного дома.
– Скажите, пожалуйста, где находится ближайший постоялый двор? – обратился к нему Иван.
– И весенняя моринельская ярмарка, – нетерпеливо присоединился к опросу свидетеля отряг.
Мужичок при виде увешанной сталью и закованной в сталь рыжей рогатой громады значительно протрезвел, нервно сглотнул, прижал кур к себе и быстро ткнул дрожащим пальцем в ту сторону, откуда пришел.
– Там.
– Что из вышеперечисленного? – учтиво уточнила царевна.
– Всё, – коротко сообщил куровладелец и юркнул во двор, хлопнув неуступчивой калиткой так, что отвалилась и упала в пыль медная ручка.
– А вам с какой целью? С набегом? – высунулась из-за соседнего забора грузная чернявая тетка в синем чепце и таком же платье, одним взглядом оценила род занятий одного гостя Моринеля и заподозрила темное прошлое, мутное настоящее и туманное будущее его компаньонов. – Так вы опоздали. Там еще вчера всё раскупили-разобрали, одни карусели да выставки остались. Кто ж на ярмарку в воскресенье вечером ходит?
Главного специалиста по набегам, к удивлению пухлой эльгардки, новость сия отчего-то не огорчила.
– Карусели – это… – на мгновение вспыхнули его глаза как у мальчишки, но тут же кодекс поведения бывалых отрягов – скитальцев морей взял свое, и он степенно, как бы нехотя, продолжил. – Это мы, наверное, поглядим… если время останется… и желание будет.
– А как насчет постоялого двора? – напомнила Серафима.
– А как вы на Южный поселок, где ярмарка на окраине, пойдете по этой вот улице, налево, никуда не сворачивая, так у вас по дороге их штук пять будет, не меньше. Хоть в одном-то местечко, поди, отыщется, – посоветовала женщина, махнула то ли им, то ли на них рукой, и поспешила к натянутой поперек двора веревке – спасать от дождя высохшее за день белье.
– Большое спасибо, – выкрикнул ей вслед Иван, и маленький отряд торопливо направился в указанную сторону.
Постоялых дворов в действительности по пути было десять – больших и маленьких, в стороне от улицы, по которой они шли и совсем близко, приличных и не очень, но всех их роднило одно: комнат внаем даже на половину ночи не было ни на одном из них. Вернее, именно на эту ночь их и не было: приглашений приходить завтра утром, когда гости, покупатели и продавцы разъедутся по домам, и арендовать едва ли не все комнаты, вместе взятые, даже на год вперед, было хоть отбавляй.
– Благодарим, мы обязательно так и сделаем, – любезно раскланялся Иванушка в последней гостинице и задом-задом
[4]
выпятился на улицу. Там под фонарем и мелкими, редкими, лениво падающими на мостовую каплями его ждали голодные и усталые спутники. По грустной физиономии царевича они всё поняли и без слов.
– Может, попроситься к кому-нибудь из местных на постой на ночь? – предложил отряг.
Масдай хмыкнул.
– Если бы ты был на месте этих местных, ты бы на ночь под одну крышу с собой самого себя пустил?
– А почему нет? – обиделся конунг, склонил упрямо голову, набычившись и выставив вперед рога. – Что я, такой страшный?
– Их мебель на тебя не рассчитана, – кинув быстрый укоряющий взгляд на слегка сконфузившийся ковер, подсказал Иван.
– Я бы заплатил за новую! – с готовностью щелкнул по висящему у пояса пузатому кошельку Олаф.
– Ну если бы заплатил бы…
Супруги переглянулись и пожали плечами. В конце концов, хуже, чем ночевка на камнях мостовой под открытым протекающим небом, придумать что-то было сложно. Даже реакция робких горожан на ломящегося в их дом огромного рогатого воина, увешанного топорами и, несомненно, отобранным у купцов ковром, не шла с этим ни в какое сравнение.
Приют на ночь, к немалому, хоть и тихому изумлению трех четвертей их маленького отряда, найти удалось.
На самой окраине города, временно превратившейся в форпост, отделяющий его от ярмарки, гуляющей во все тяжкие и куролесящей каруселями и циркачами, в самом крайнем домике их пустили, даже не дослушав до половины слезную мольбу.
– Конечно, конечно заходите, мальчики!
Улыбаясь почти беззубым ртом, отчаянно-близоруко щурясь поверх тяжелых, как линзы телескопа очков в роговой оправе, высокий худой человек лет шестидесяти в длинном черном потертом до состояния марли сюртуке гостеприимно распахнул перед ними дверь своего домика.
– Вы, наверное, издалека? На нашу ярмарку пришли? – дружелюбно кивая при каждом слове, заговорил хозяин. – А родители ваши знают, что вы здесь? Вы их предупредили? Они не станут беспокоиться из-за вашего отсутствия дома такой темной ночью?
