Любопытные неохотно смолкли.
– Помолчите чуток, ладно? – смягчился старик. – Я попробую снова поговорить с его посохом…
После того, как рука с символа магической силы покойного волшебника была убрана, голубой переливчатый свет посоха потух, точно задремал, и в пещере за их спинами снова поселились тьма и тишина. Адалет долго молчал, глядя куда-то в себя – то ли позабыв про компаньонов, то ли собираясь с мыслями.
– Ну?.. – первой не выдержала и прошептала Серафима. – Что он… сказал?
Старик словно ждал этого вопроса. Он крякнул, нахмурился, строго уставился на отшатнувшегося под его сверлящим взглядом багинотца и, словно взвешивая каждое слово, медленно, с расстановкой проговорил:
– Ну, рассказывай, друг ситный, где твой предок вольнодумческих идей нахватался.
– Ч…что?..
– Я говорю, откуда твой задира и пьянчужка прадед мог всё так складно придумать насчет независимости и прочих прибауток, – нетерпеливо пояснил Адалет.
– Он?.. Придумать?..
Ошарашенный паренек таращился на мага-хранителя с таким видом, будто тот внезапно заговорил на вамаяссьском языке и требовал от него, бедного простого багинотца, резвого ответа на нем же.
– Пра Тони?.. Придумать?..
– Ну что тут непонятного, мальчик?! – нетерпеливо фыркнул старик. – Как твой прадед – отставной придворный, или кто он там у вас был, мог до всего этого дойти?
– Я… не понимаю… – виновато улыбаясь, пожал плечами проводник. – Единственный человек, у которого он мог этих идей… нахвататься… был Бруно Ба… То есть, волшебник Агграндар…
– Ха! У старины Юлиауса он мог нахвататься разве что вшей, если бы они у него были! – мрачно буркнул Адалет.
– Но почему вы так решили?!
Чародей раздраженно скривился.
– Потому что этот старый пень наложил на себя заклинание вечной немоты сто пятьдесят с лишним лет назад, вот почему!
– Что?..
– Заклинание немоты?!
– Вечной?!..
– Но зачем?!
– Что – вы, по-моему, прекрасно слышали и в первый раз. Зачем – вопрос другой… Ответ на который, боюсь, знал только один человек. Спрашивать которого сейчас уже бесполезно.
– Но откуда тогда… и в самом деле…
– Погодите, погодите, – Олаф вскинул ладони как два маленьких щита и нахмурился сосредоточенно, будто учил таблицу умножения. – Тут надо разобраться. Ты же говорил, парень, что твой прадед был придворным какого-то эрзац-герцога, так?
Гуго слабо ухмыльнулся.
– Почти так.
– Так может, он был каким-нибудь придворным советником?
– Н-нет…
– Канцлером? – подхватил игру в угадайку Иван.
– Нет.
– Генералом? – предположила Серфима.
– Нет… – еле слышно прошептал багинотец.
– Тогда кем? – нетерпеливо прервал начало второго тура Адалет.
– Он был… придворным… – длинный паренек завял, потупился и втянул голову в плечи, – придворным шутом.
– Шутом?! – конунг пренебрежительно оттопырил губу.
Иванушка ожег друга осуждающим взглядом.
Гуго залился багрянцем и опустил голову на грудь.
– Шутом… И мой дед… тоже был шутом… но уже при дворе багинотского короля… И мой отец… после него…
– И ты? – стараясь не показывать лицом, что перед ним находится нечто выползшее из-под сырого камня в лесу, нейтральным тоном поинтересовался Олаф.
– Нет. Я отказался. Я просил его величество разрешить мне поступить в ученики где-нибудь в городе… или взять меня на службу библиотекарем… или писарем… или счетоводом… или ключником… я ведь не вор, я честный, и считать умею хорошо, хоть и не слишком отважен, но ведь от счетовода этого и не требуется… Я все книги прочел, что прадед с собой привез, они в целости на чердаке лежали всё это время, кроме меня их со дня смерти пра Тони никто в руки не брал… Я не хотел идти по стопам моих предков… я – не мешок для тычков и насмешек… я – такой же человек, как и они все!.. И я… я… – Гуго жалко ссутулился и прикрыл от стыда глаза.
И не увидел постепенно теплеющего взгляда рыжего конунга.
– Ну?.. Что ты? Рассказывай, – Иванушка ободряюще взял багинотца за руку.
– Это не важно… – слабо сделал попытку улыбнуться их проводник. – И его величество тоже сказал… что это не важно. Или я иду к нему шутом… или… Но я всё равно отказался. У меня с чувством юмора… плохо… и кувыркаться я так и не научился… сказал я ему… а еще у меня на торты с кремом аллергия, и красно-желтое мне не идет…
– А он? – уже с искренним сочувствием задал вопрос отряг.
– Он пожал плечами и больше не проронил ни слова… А после этого… я нигде не мог найти другую работу. Только на ферме мастера Гюнтера, скотником… Так что, видите… Мой пра не мог ничего такого придумать. Потому что… он… был… шут…
– Ну и что, что шут! – упрямо воскликнул Иван, сжимая кулаки, готовый биться до смерти на словесной дуэли с каждым, кто попробует утверждать обратное. – Да хоть золотарь! Хоть мясник! Шут – не значит дурак!
– Нет… В Багиноте шут не значит дурак… Шут значит изгой… Ему место со свиньями в хлеву… – отрешенно качнул головой багинотец и замер, сжавшись, словно ожидал пинка или зуботычины, как поколения его заключенных в домино и обреченно позвякивающих бубенчиками предков.
– Тогда пусть ваш Багинот убирается в Хел со своими обычаями!!! – прорычал отряг, рассекая воздух пудовым кулаком. – Ты – наш друг, хоть и воин из тебя – как из лепешки щит!
[47]
И даже крестьянин ты… никакой! Но я разрублю от макушки до копчика любого, кто еще хоть раз скажет что-то против багинотских шутов!
– Или скотников! – пламенно поддержал его Иван.
И тут вмешалась странно молчавшая до сих пор Серафима.
– Как, ты сказал, звали твоего прадеда, Гуго?
– Тони… Ш-шепелявый… – автоматически проговорил ей в ответ пораженный проводник, всё еще не в силах поверить своим ушам.
– Нет, полностью. Антонио?..
– Антонио Гааб, – изумленный теперь уже необъяснимым интересом лукоморской царевны к его шальному предку, озадаченно сообщил багинотец. – А что?
– Антонио Гааб… Хм. Гааб. Антонио. Сейчас узнаешь, – заговорщицки подмигнула Серафима, развернулась и была такова – только быстрый топоток прострочил темную тишину за их спинами.
– Куда это она? – не понял волшебник и испытующе уставился на ведущего эксперта по вопросам ее лесогорско-лукоморского высочества.
– Вернется – объяснит, – философски повел плечами Иванушка.
