Пасмурный лик бога грома и молнии грозовой тучей закрыло выражение, ясно и без обиняков говорящее, что, по его мнению, самый прямой путь из Хеймдалла для назойливых смертных – через Хел. Но, скрежетнув зубами, сказал он – хоть и очень неохотно – совершенно другое.
– Верховный бог позвал вас сюда. Только он может вас отпустить. Так что – копайте… кроты… Ну валите, смотрите! Чего на меня-то пялитесь?
– Благодарим за разрешение, – не моргнув и глазом, склонил голову Иван. Поднапрягшись, он плечом раздвинул перед супругой массивные скрипучие створки, и первым ступил под низкую, давящую одинаково на ауру и психику, арку ворот.
Действовали искатели Граупнера по отработанной, хоть и доселе бесплодной, схеме: рассыпавшись сначала по территории крепости, а потом и по самому жилищу бога – такому же грубому, неряшливому и мрачному, как он сам, молодежь облазила все закоулки, выкрикивая имя пропажи. В это же время ветераны – чародей и Масдай – с той же набившей оскомину песней
[61]
облетали стены, крыши, кроны деревьев и прочие недоступные с земли места.
Через двадцать минут они встретились у ворот и обменялись известиями об очередной неудаче.
– Ничего не нашли? – тяжелым недружелюбным взглядом встретил их Мьёлнир.
– Нет, – коротко отчитался за всех маг.
– Тогда проваливайте.
– Нет, – так же лаконично ответил Адалет.
– Мы не смогли попасть вон туда, – Иванушка обернулся и для полной ясности и недвусмысленности ткнул пальцем себе за спину. Туда, где за кособоким сараем и кучкой амбаров возвышались каменные стены, окружающие площадь размером со среднюю лукоморскую деревню.
– Да? – деревянно улыбнулся бог и умолк, не предлагая ни разрешения, ни ответа на невысказанный вопрос.
– Перелететь через них мы тоже не смогли – там как будто стеклом сверху закрыто. Непрозрачным. И непробиваемым, – сообщил волшебник не столько Мьелниру, сколько своим товарищам.
– И что? – упорствовал в непонимании сын Рагнарока.
– Мы бы хотели поглядеть, что у тебя там, – просительно, с тщательно, но безуспешно скрываемым обожанием, Олаф уставился в непроницаемые глаза цвета отряжского ледника. – Пожалуйста?..
– Нет.
С таким же успехом сын конунга мог попросить об услуге сам ледник.
– Но почему? – воззвал к здравому смыслу бога грома Иван. – Если там нет кольца, то вам абсолютно нечего скрывать от…
И снова Мьёлнир доказал, что он – сын своего отца.
– Не вашего ума дело.
– Но…
– Там. Вам. Делать. Нечего, – обрубая словно топором каждое слово, мерно и четко проговорил Мьёлнир и уставился на непрошенных гостей неприветливым холодным взглядом. – Еще вопросы есть?
– Когда у вас тут завтрак? – обнаглела Серафима.
Масдай заподозрил, что бог разорвет их на части.
Иван – что он поразит их ударом молнии.
Олаф – что прибьет своим молотом, где стояли.
Адалет – что и то, и другое, и третье, сначала сразу, а потом еще раз и по очереди.
Даже Сенька подумала, не пора ли пожалеть о том, что при жизни она была не очень хорошим человеком.
Но вместо того, чтобы обрушить на их головы кары земные и небесные, Мьёлнир запрокинул лохматую голову назад и хрипло расхохотался.
– Если бы набор в брунгильды моего отца не был закончен, просто так ты бы отсюда не ушла! Как тебя зовут?
– Серафима, царевна Лесогорская и Лукоморская, – не дрогнув ни единым мускулом, представилась Сенька, словно на приеме. – Ну так как там насчет пожрать, хозяин?
– Идите на кухню, – хмыкнул Мьёлнир. – Цверги вас накормят.
– А вы к нам не присоединитесь? – учтиво полюбопытствовал Иванушка.
– Нет. Я сейчас отправляюсь к родителям.
– Какая жалость… – состроила лицемерную мину царевна.
– И кстати, – бог наклонился и уставился ей в глаза. – Если твое бесцеремонное высочество думает, что в мое отсутствие можно будет попытаться пробраться туда, где я вас видеть не хочу, то оно ошибается. Туда, кроме меня, попасть не может никто. Ни смертный, ни цверг, ни великан, ни зверь, ни другой бог. Запомните: кольца я не брал. Так что не майтесь дурью. Лопайте свой завтрак и проваливайте на все четыре.
– И вам приятного аппетита, – мило улыбнувшись, произнес Адалет.
* * *
Готовиться к предстоящему мероприятию в форме банкета богов Фригг и ее подчиненные начали заранее.
Начиная с обеда платформу, которая, по замыслу богини, должна будет летать над головами пирующих героев, отгородили стеной из ухватов и кочерег от зоны ежедневного побоища, и десятки трудолюбивых цвергов принялись вручную отмывать и отскабливать ее от следов бесчисленных попоек, происходивших на ней в течение долгих лет и веков.
После настал черед мебели: вооружившись гвоздями и молотками, маленькие работяги азартно проверяли на предмет устойчивости и укрепляли без разбору все, что имело четыре ножки и было сделано из дерева.
Убедившись лично, что никто из ее гостей не рискует пасть жертвой расшатавшейся перекладины или треснувшей ножки, богиня домашнего очага дала команду накрывать на столы.
Ножи-ложки-вилки, скатерти и подсвечники, посуда и вазы, цветы и салфетки нескончаемым потоком устремились на помост на спинах старательных, как муравьи, цвергов.
С первым касанием солнца земли стали прибывать гости. Один за другим подлетали по воздуху к зияющим дверным проемам Старкада пышущие здоровьем и огнем жеребцы, томные златогривые кобылки, золоченые поверх серебра кареты, усаженные тысячами драгоценных камней коляски и даже – в случае Ходера – потерянные кем-то и когда-то вычурные шатт-аль-шейхские носилки, изукрашенные изнутри откровенными картинками, лишившими бы надолго покоя и сна любого, кроме слепого старика.
Гостей встречал Рагнарок, неодобрительно косящийся на крахмальное великолепие столов, Мьёлнир, сделавший ради такой оказии попытку причесаться,
[62]
и Падрэг, наряженный, как жених на выданье. Фригг, разодетая по самой последней хеймдалльской моде, разрумянившаяся и веселая, радостно сновала от кухни до платформы и обратно. Она поклялась сделать всё, чтобы этот вечер, первый за Рагнарок знает сколько веков – остался бы в памяти богов Эзира надолго.
Великолепная пятерка встречала начало пиршества на кухне. Накрывать на стол пришлось им самим, равно как и позаботиться о своем меню. Вообще-то, Фригг хотела возложить и эту обязанность на себя, но смертным общими усилиями удалось убедить ее, что они в состоянии поджарить на огне половинку барана самостоятельно, и она сдалась, пообещав всё же время от времени к ним наведываться – на случчего.