– Но Падрэг… – слабо возвысила голос Фрея, – если ты не счел нужным посоветоваться с нами… разве не нужно было сначала… хотя бы… спросить предсказание у Волупты?..
– Ты сомневаешься в моей мудрости? – ласково полюбопытствовал Верховный.
– Да… То есть нет… Но такова освященная веками традиция…
Падрэг кивнул.
– Хорошо. Если тебя всё еще забавляют ее бредни, чуть позже вы получите возможность сами задать ей свои вопросы. А сейчас, как подсказывают нам законы гостеприимства, я предоставлю слово нашим новым друзьям, чтобы они поделились с нами своими планами на будущее. Открытость и честность – залог долгой дружбы.
– И долгих лет жизни, – обнажил клыки размером с клинок меча Фенрир.
– Буду кратка, – мило, еще милее, чем раньше, улыбнулась Хель. – Существующая до сего дня несправедливость, как точно подметила наша мудрая Улар, когда одним доставались капища и жертвоприношения, а другим – насмешки и проклятия, будет прекращена через несколько минут. Каждый из нас, новичков, получит молельные дома и священные рощи и россыпи камней не хуже и не меньше, чем у каждого из вас. А, поскольку мы были в течение такого долго времени так незаслуженно обделены, то должны получить больше поклонников, и большую власть над ними в их делах… Так, что еще?
– Жертвы, – прошипел, словно смакуя само слово, Фафнир.
– Жертвы? Да. О жертвах. Их, по этой же причине, тоже должно быть больше. Человеческие жертвы будут приветствоваться. Сначала недовольные и несогласные – в любом обществе всегда найдется премного дураков, – богиня остановила многозначительный взгляд на Фреях. – Потом в ход пойдут рабы.
– Но у отрягов нет рабов! – воскликнула Аос.
– Будут, милочка, – успокоила ее Хель. – Будут. Для начала рабов сделаем из этих… как их… землероек… землекопов… землепашцев!.. Зачем платить за то, что можно получить бесплатно? А потом… Рейды и захватнические войны всегда окупаются в этом смысле. Мертвецы и рабы. Что может быть прекрасней… О количестве и качестве жертв не присутствующему здесь Нидхоггу будет сообщено дополнительно.
Фрей подскочил, но скорее отчаянные, чем сильные руки супруги и Каррака в последний момент смогли удержать на месте не оправившегося от раны бога.
– Ну и такой пустяк как наши дворцы, – самодовольно ухмыльнувшись, подошла к завершению приветственного спича властительница холодного Хела. – Пока мы выбираем в Хеймдалле подходящие места, пока они строятся, я уверена, добрые боги Эзира проявят свое прославленное гостеприимство и пустят бездомных бродяг, новых друзей, под свои крыши. Мы пробудем недолго. Лет сто-двести. В масштабах вечности это пустяк.
– Если есть вопросы – не таитесь, – галантно пригласил собравшихся Суртр, и оранжево-алые искорки весело забегали по его огненному телу.
Если бы нависшую над залом тишину превратили в металл, в таблице лукоморского белого мага Менделеева он занял бы самую последнюю клеточку.
– Благодарю вас за доверие, – кротко склонил голову Падрэг. – Поскольку ни вопросов, ни возражений я не услышал, то следующий этап нашей встречи победителей будет более приятный. И заодно наша любопытная Фрея сможет получить свое предсказание из первых, так сказать, уст, насколько это возможно.
– Какая от него теперь…
– Волупта, плодово-ягодного! – возвысил голос лучащийся самодовольством бог, и тут же двери распахнулись, и в зал, катя странный стол на маленьких скрипучих колесиках, вошла, семеня, согбенная слепая старушонка в черном. На столе, по числу присутствующих, красовались чаши с вином – пять золотых и восемь медных.
– Угощайтесь… угощайтесь… Изысканнейшее лесогорское… урожай прошлого года… – скрипя и повизгивая колесиками, стол подкатился сначала к Верховному богу, потом к Хель, к Фафниру, Суртру и Фенриру. – Пейте, новые боги Эзира. Пейте, и знайте, что всё закончится хорошо. За это стоит выпить. За светлое будущее, как рисуется оно нам. За доверие и доверчивых. За планы и свершения. За доброго нашего Падрэга Премудрого и за то, чтобы оставалось разумение его непревзойденным в веках. А если кому потребуется добавки – вы только свистните… ну или рыкните – такая мелочь, как особенности артикуляции, не должна становиться дискриминирующим признаком среди небожителей – и цверги в коридоре прикатят целый бочонок.
– С бочонка и надо было начинать… – проворчал Фафнир, но чашу свою когтистой лапой ухватил, как бы невзначай задев медные кубки и расплескав из них половину.
– Алкоголь вреден для положения в обществе! – расхохотался Суртр и поднял над головой чашу свою.
Тоже золотую.
Вино в соседних медных от близости огненной руки вскипело и превратилось в эрзац-глинтвейн.
– Поставь мою на пол, бабка, – свирепо прорычал Фенрир, когда очередь дошла до него. – Да золотую ставь, дура, золотую!..
Золотые кубки разошлись, как мороженое на пляже, и стол, пронзительно жалуясь несмазанными осями роликов на тяжесть жизни, покатил не пользующуюся спросом медную посуду к сбившимся в плотную, потрясенную, беспомощную кучку богам Эзира.
– Не обессудьте, любезные, – улыбнулась беззубым ртом старуха. – Золота мало, и на всех его не хватает. Но это ведь не может вам помешать выпить с новыми друзьями за победу… За нашу победу.
Когда кубки разошлись, наконец, по рукам, Падрэг выступил на середину зала, поднял свою чашу изящным жестом, и кратко, но емко произнес:
– Сим тостом заключаем мы наш пакт о мире и дружбе между богами Эзира и Надира. И да не будет между нами различий и раздоров. За новый порядок мироустройства! До дна!
– До дна!!!
И торжествующе ухмыляясь – или пряча как постыдную болезнь выражения лиц и глаз – боги поднесли чаши к губам.
[81]
Фафнир и Хель, сдвинув с тонким звоном края кубков, зубасто ухмыльнулись друг другу, подмигнули, залпом выпили на брудершафт, и со стоном прикрыли глаза в гурманском экстазе.
– А чтобы не было между нами с этого дня и маленьких, никому больше не нужных тайн, – улыбаясь и лаская свою чашу в ухоженных руках со свежим маникюром, обратился Премудрый к преданным верноподданным, – хочу на ваших глазах совершить маленькое разоблачение. Вы все думали, что знаете эту услужливую, но слишком говорливую старуху, которая между обслуживанием столиков еще и выдает такие запутанные и бесполезные предсказания, что разобраться в них не мог даже сам Рагнарок Наимудрейший. И в каком-то роде, вы не ошибались. Вы все ее знаете. И поэтому в сей знаменательный день я больше не хочу заставлять нашего общего знакомого изображать того, кем он отродясь не был. Ульг, покажись!
Падрэг отставил свой кубок, театрально хлопнул в ладоши, благодушно лыбясь притихшей, униженной в очередной раз публике, и воздух вокруг сутулой официантки замерцал, заколебался, задрожал…
Старушка оскалила отсутствующие еще минуту назад зубы, распрямилась, жестом тореадора, приглашающего быка к танцу, смахнула с головы черную хламиду…
