– Еще один, – с картонной жизнерадостностью сообщил Агафон, поддев круг носком сапога, – и мы будем готовы отправиться на тот берег!
– Спасательная экспедиция на спасательных кругах – все по протоколу, – усмехнулась Изабелла, вздохнула тяжело, и заговорила, обращаясь теперь уже к шевалье:
– Ну кто так кричит, Люсьен, кто? Где вера в себя? Где огонек? Где пассионарность?
– Н-да… – Грета задумчиво помяла пальцами подбородок. – По сивой нарности тут и впрямь провал… Может, тебе, кроме «помогите», еще что-нибудь кричать? Убедительное?
– Что? – чуть обиженно вопросил посиневшими от холода губами шевалье.
– «Ой, мамочки»? – неуверенно предложила герцогиня.
Выражение глубокого сомнения мутной волной захлестнуло физиономию рыцаря, представившего себя в амплуа утопающей девицы, но других вариантов было немного, и слова для следующего выступления перед проклятым куском дерева, именуемым волшебной палочкой, он всё же запомнил.
– А еще некоторые еще добавляют при этом «тону»… и «спасите»… а еще руки вверх вытягивают… с пальцами растопыренными… – нерешительно сообщил чародей.
– А ты много утопающих видел? – деловито уточнила принцесса.
– Одного, – нехотя признался маг. – На плакате в Школе, на складе учебных пособий, когда там прибираться… пришлось…
Компания помолчала, обдумывая услышанное. Учебное пособие для утопающих, да еще на стене такого уважаемого заведения, как ВыШиМыШи – источник авторитетный, ничего не скажешь.
[44]
– Так, значит, что мне еще кричать? – поставил локоть на пристань и принялся методично загибать пальцы де Шене. – «Ой, мамочки» – раз…
– Лучше три раза, – поправила тетушка Жаки.
– …Три раза… – послушно повторил шевалье. – «Спасите»… сколько раз?
– Слушай, Люсьен, ты что, сам тонуть не умеешь? – не выдержала принцесса.
– Нет… – юноша сконфуженно развел руками на воде. – Может, и умею, конечно, но никогда не пробовал. Я ж плаваю с трех лет…
При этих словах новая мысль посетила лохматую голову ее высочества, и пассионарный огонек блеснул теперь уж в ее глазах.
– Кто из нас плавать не умеет? – обвела она суровым взглядом спутников.
– Я, – обуреваемая нехорошими предчувствиями и опасениями, призналась, тем не менее, герцогиня. – Но ведь ты не собираешься заставить меня полезть в воду?…
Изабелла прикусила губу, преграждая дорогу рвущимся с языка словам, выдохнула, собралась с допущенными к выходу в свет мыслями, и проговорила:
– Конечно, нет, дорогая тетушка. Но этот дровосек… Лесли, то есть… хоть и является нарушителем стольких законов сразу… и наглым вруном… и самозванцем… но он рисковал своей жизнью… много раз… чтобы спасти тебя. Так неужели ты не сможешь ради него всего лишь один раз притвориться, что тонешь? Ну, или два? На самый крайний случай – три-четыре-пять-шесть, не больше? Сколько нашему магу понадобится, чтобы сотворить какую-нибудь калошу с веслами? Ну? Ты попробуешь? Пожалуйста?
Если бы мимо пролетала стая грабастиков, четверо из них всенепременнейше бы закончили свой путь в раскрытых ртах шевалье, Греты, герцогини и студента.
– Думаешь, мне понадобится притворяться? – брюзгливо пробормотала, наконец, герцогиня де Туазо,
[45]
присела на корточки, осторожно погрузила кончики пальцев в воду, тут же отдернула, и сокрушенно закачала головой.
– А студеная-то какая!.. Может, мне тонуть одетой, чтобы было не так холодно?
– Нет, ваше сиятельство, не делайте этого! – замотал головой де Шене, разбрызгивая холодные капли с кончиков облепивших скальп волос. – Не надо! Я сам… еще раз попробую… понатуральнее. И со словами новыми.
– Ну если ты полагаешь, что у тебя получится… – быстро дала себя уговорить герцогиня Жаки.
– В худшем случае у нас появится еще один круг, и мы наконец-то сможем двинуться в путь, – кривовато улыбнулась крестьянка.
Герцогиня пробормотала что-то про ревматизм и матрас, но Люсьен ее уже не слушал: несколькими сильными гребками отплыл он подальше от пристани, набрал полную грудь воздуха и нырнул. Его премудрие взял опостылевшую палочку наизготовку и прицелился в предполагаемое место выныривания тест-объекта, перекатывая на языке заключительную пару слов заготовленного заранее заклинания.
Хоть бы сейчас еще один матрас получился… На кой пень нам эти круги… На матрасе хоть можно лежа грести. А на кругах – это ж половина тебя под водой болтается… Бр-р-р-р-р!!! Удивительно, как только Люсик сидит в таком холодильнике, как это дурацкое озеро, уже полчаса? У него мать, наверное, моржихой была… Ну где он там? Три-пятнадцать-десять-двад…
Но не успел студиозус досчитать, как поверхность воды лопнула – метров на двадцать пять дальше, чем ожидала аудитория – и из нее выскочил едва не до пояса, как утопающий на той картинке, Люсьен. Но, вместо того, чтобы кричать, или хотя бы тянуть вверх руки и растопыривать пальцы, как всякому кандидату в утопленники полагалось, он хватанул судорожно разинутым ртом воздух и молча, саженками, рванул к пристани.
– То-ну! По-мо-ги-те! Ма-моч… – возмущенная забывчивостью шевалье, начала было суфлировать Грета, дирижируя обеими руками, как вдруг вода за его спиной вздохнула, забурлила и стала подниматься, будто гигантский водяной гриб рвался к потолку пещеры.
И Агафон, с кислым видом занесший было палочку для финального взмаха,
[46]
с ужасом осознал, что размеры вырастающего гриба и размеры остервенело гребущего к берегу человека не то, чтобы не соответствовали – они соотносились приблизительно как надувной матрас и транспортная галера.
В следующую секунду гриб с шумом низвергающегося водопада лопнул, и на поверхности показалась исполинская рыбья башка с огромными, тупо вылупленными очами и неспешно разевающимся губастым ртом. Также неспешно превращающимся при этом в зубастую пасть. Габаритами больше смахивающую на отворяющиеся ворота замка.
Вода перед отверзающейся клыкастой прорвой вспенилась, забурлила, ринулась бешеным потоком в образующееся пустое пространство, и шевалье к ужасу своему почувствовал, как бурное течение поволокло его назад, словно щепку. Отчаянно работая руками и ногами, боролся он с ополоумевшей водой, но так же бумажный кораблик мог пытаться одолеть стремительный весенний поток.
