– Д-да, мой! – быстро заговорила, сбиваясь и заикаясь, герцогиня. – Однажды… я… проезжала по деревне… третьей… и у колодца… увидела де… парня… по имени Марта… то есть… Мартын… и мы… пошли с ним гулять на речку… потом в поле… потом в лес… потом на луг… потом на болото… потом на холм… потом в низину… потом на заводь… потом по оврагам… после – в пойму… и снова в поле… а через девять месяцев…
– Вы вернулись? – раздраженно предположил колдун.
– Д-да… то есть, н-нет… – пристукивая от страха и волнения зубами, выдавила де Туазо, – то есть, я хочу с-сказать… что через девять м-месяцев… когда я снова проезжала по той д-деревне… я узнала… что у меня родился… с-сын…
– Что?!.. – яростно перекосилась физиономия Гавара. – Вы меня что, за идиота принимаете?!
– Д-да… то есть, н-нет… – испуганно прошептала тетушка Жаки, чувствуя, что сказала что-то не то, но в растерянности и ужасе будучи не в силах сообразить, что именно.
– Гдддр!!! – проревел колдун.
Повар, чуя благоприятную перемену настроения хозяина, оживленно встрепенулся и с готовностью вытянул шею.
– Забирай всех троих к семируку драному, и чтоб глаза мои их больше не видели!
– Не увидеть, – поспешил он успокоить мага.
– Нет!!! – донесся отчаянный крик из ниши за спинами незваных гостей. – Нет!!! Отпустите меня, вы, уроды зеленые!!! Он не простой!!! Берите меня!!! Он – настоящий внук Косте…
Смачный удар оборвал его крик, и пленники едва не вывернули шеи, пытаясь увидеть, что произошло.
Все, кроме Агафона.
Он вспыхнул вдруг, побледнел и снова покраснел, точно час просидел в парильне. Глаза его вытаращились, моргнули ошарашенно, и странная улыбка успела скользнуть по искусанным губам, прежде чем студент согнал ее прочь.
– Лесли, Лесли!!! – закричала пронзительно Грета, изворачиваясь в тисках магии, точно бугень ударил ее, а не дровосека. – Лесли!!!..
– Чего опять – «Лесли»?! Что я сделаю-то, дура?! – неожиданно проорал в ответ Агафон. – Я вишу тут же, как цветок в проруби, и не могу ничего!!! И незачем так вопить!!!
Глаза их встретились, и крестьянка, изумленно прошептав по инерции «Лес…ли…», замолкла – только слезы бежали по щекам горячими ручейками и никак не могли остановиться.
– Что он сказал? – колдун метнул злобный взгляд на ударившего пленника бугня и требовательно уставился на школяра. – Что он имел в виду?
– Мой друг… царевич Агафон… – опустил глаза студент точно в сильном сомнении и волнении, – дураком был… дураком и помрет. Он думает… что самопожертвование – это именно то, чем все благородные занимаются каждый день по нескольку раз. Но я… хоть и из простой семьи… тоже кой-чего понимаю в благородстве… и не могу принять от него эту жертву… напрасную.
– Почему напрасную? – подозрительно зыркнул маг.
– Потому что когда ты снова дотянешься до царя Костея… и он не узнает своего внука… а настоящий уже будет съеден…
Агафон усмехнулся кисло, разглядывая свои босые ноги, расставшиеся с сапогами еще в подводной пещере.
– Знаешь… мне кажется… почему-то… что мне бы тогда захотелось, чтобы меня к этому времени уже сожрали.
– Сообразительный мальчик, – скривились в улыбке, похожей на оскал, губы Гавара.
Он обернулся к бугням и мотнул головой в сторону пленников, притихших в отчаянии, страхе, но еще больше – в недоумении от поведения Агафона:
– Забирайте. Поделите по справедливости.
– А мага как? – примерился к его премудрию Хвввр, ухватил поперек талии и перекинул через плечо, точно мешок.
– Каждому по ломтю! – одарил товарища хмурым взглядом Грррк, уже забросивший за спину Люсьена.
– Нести как? – бугень постучал костяшками пальцев себя по лбу. – Маг колдовать, бугень в семирук превращать!
– По башка дать – не колдовать, – принял единственно верное решение Гдддр и, прежде чем Гавар мог предложить что-нибудь иное, а сам виновник обсуждения – воспротивиться, размахнулся и въехал кулаком студенту в ухо.
Мир Агафона расцветился на долю секунды радужными искрами и погас.
Пришел в себя школяр от того, что совсем рядом кто-то тихо-тихо плакал.
Он моргнул осторожно, не открывая глаз. Скривился от моментально включившейся головной боли, точно кто-то вредный подстерегал его с дубиной над макушкой, поджидая, когда он очнется. Прислушался к звукам и иным ощущениям…
Ритмичный звук шагов гулко отдавался от стен. Иногда на темном фоне век вспыхивало, проплывало мимо и пропадало светлое пятно – не иначе, факелы или светильники. Что-то мощное и неподатливое, вроде удава, пережало его посредине туловища, придавив руки к телу. Ехал он ногами вперед на чем-то вроде толстого забора: ступни его болтались с противоположной стороны от головы, периодически стукаясь о что-то податливое. Его покачивало и тошнило. В висках играл народный ансамбль молотобойцев. Хотелось забыться снова… Но рядом кто-то плакал.
Агафон собрал в кулак остатки мужества, с усилием разлепил точно сросшиеся веки… И увидел напротив женское лицо.
– Агафон!.. – почти беззвучно прошевелило оно губами, и чародей с облегчением понял, что плач прекратился. В следующую секунду он вспомнил всё: заплыв, Гавара, его сортировку, ожидающую их судьбу, и…
– Гре…та… – расплылся он в нелепой улыбке. – Я… фей…
– Я – дочка бондаря… – прошептала она, и вид у нее был такой, будто от очередного приступа рыданий ее отделяли считанные мгновения.
[61]
Их нес один бугень, но, в отличие от мага, руки у нее свисали с той же стороны, что и голова, и поэтому время от времени
[62]
она могла краем обрысканного мокрого рукава утирать глаза и смахивать волосы с лица.
– Нас съедят! – уловил школяр новое движение губ в игре черно-оранжевых теней. – Сделай что-нибудь!
Ах, да… сделать…
Он шевельнул плечами, пытаясь ослабить хватку бугня и вытянуть руку, но в ответ тот стиснул студента так, что кости захрустели, и попытка вывернуться закончилась телодвижениями, больше похожими на предсмертные судороги.
– Кабуча… – только и смог хрипло выдохнуть он.
Грета сочувственно поморщилась.
– Мне бы только руки освободить… – простонал сквозь зубы школяр.
– Маг болтать – башка стена бить! – рыкнул в спину студента бугень и угрожающе качнулся в строну разукрашенных потеками камней.
Его премудрие, не желая превращения своей головы в обстенубитное орудие, захлопнул рот и отчаянно выкатил глаза.
