Будучи в Вене, Фуггер присматривался к возможностям для бизнеса. Вместо того чтобы завлекать вкладчиков повышением процента, он дарил алмазы, рубины и сапфиры, вешал дамам ожерелья и вручал мужчинам золотые кольца. Эти дары составляли затраты на ведение бизнеса. Из его записей следует, что он потратил на поездку 9496 флоринов, 18 шиллингов и 5 рейнских геллеров, включая транспортные расходы. Расходы окупились сторицей, когда Дьердь Сатмари, архиепископ Грана
[47]
, один из самых богатых людей Венгрии, стал вкладчиком Фуггера.
С точки зрения Hausmachtpolitik, этот «конгресс» оказался выгодным для всех. Королю Владиславу, слишком слабому, чтобы сохранить за собой венгерский престол без посторонней помощи, соглашение помогло обрести силу и принесло союзника в борьбе с турками. Король Сигизмунд Польский избавил себя от войны на два фронта с империей и Россией. Максимилиан, «опекун» Анны до тех пор, пока она не выйдет замуж за его внука, сделал Венгрию сателлитом Австрии.
Римский поэт Овидий называл героя Троянской войны Протесилая человеком, который более заслуживал любви, чем войны. Матьяш Корвин, венгерский король, отнявший Вену у императора Фридриха, переиначил слова Овидия применительно к Габсбургам. «Bella gerant alii, tu felix Austria nube» – «Пусть другие воюют, ты же, счастливая Австрия, брачуйся»
[48]
. Эти слова стали девизом семьи. Фуггер принял участие в четырех свадьбах Габсбургов. Вместе с братьями он одел Фридриха перед встречей с Карлом Смелым, которая обернулась браком Максимилиана и Марии Бургундской и принесла Габсбургам Нижние графства. Позднее кредит Фуггера вознес Максимилиана и превратил его сына Филиппа в наиболее привлекательного жениха для Хуаны Кастильской; этот союз подарил Габсбургам Испанию. Теперь же старания Фуггера завершились двойной свадьбой и передачей Габсбургам Венгрии.
Венский триумф Габсбургов был в той же мере триумфом Фуггера. Венгрия вряд ли могла стать полностью «его» территорией, но, по крайней мере, он заручился поддержкой сильных мира сего. Он, вероятно, чувствовал себя героем, общаясь с богатыми и могущественными в Вене. Его усилия объединили два королевства и выстроили христиан единым фронтом против турок. Видя свои драгоценности на Габсбургах, Якоб наверняка думал, что гости гадают, каких еще высот он способен достичь благодаря своим деньгам.
После свадьбы Фуггер заключил с Максимилианом сделку, что отражает обстоятельства возвышения Фуггера: капитализм развивался быстрее, чем способность общества его воспринять. Коммерция неудержимо росла в масштабах, но демократические институты, призванные обуздать «эксцессы развития», утверждались намного медленнее, что позволяло людям с обилием нужных связей, наподобие Фуггера, реализовывать свои планы, пренебрегая мнением общества. По возвращении из Вены Фуггер дал императору 100000 флоринов за аренду плавильни. Это была вполне законная сделка – за одним исключением: император уже передал эту плавильню Хохштеттеру, пионеру розничной банковской деятельности в Германии.
Тирольский совет, группа дворян – советников Максимилиана в Инсбруке, пришел в ярость, узнав об этой сделке. Члены совета утверждали, что расторжение договора с Хохштеттером вызовет «недовольство, оскорбления и насмешки». Сознавая, что Максимилиан глубоко в долгах, совет рекомендовал императору сохранять добрые отношения с Хохштеттером, не пугать других кредиторов и не усугублять свою зависимость от Фуггера. Максимилиан, как и в тот раз, когда просил разрешения на кредит для двойной свадьбы, молил совет не вмешиваться. «Не искушайте нас в час нужды, – писал он. – Само наше благополучие под угрозой». Эта мольба фактически представляла собой вежливый завуалированный приказ. Совет, разумеется, подчинился.
Положение совета показывает, чем чревато убеждение, что сильный правитель лучше слабого. Погоня Зигмунда за сексом и роскошью на заемные деньги сделала герцогство уязвимым, тогда как агрессивная внешняя политика Максимилиана обеспечила его могущество. Дворяне могли разыграть всего одну карту, если бы посмели возражать императору, – они могли взбунтоваться и попробовать свергнуть Максимилиана. Но они по-прежнему верили в него. Да и плавильня Хохштеттера едва ли стоила бунта. Поэтому дворяне уступили, и плавильня досталась Фуггеру.
Фуггер был в своем дворце, когда в двери постучалась группа советников Максимилиана. Новый кризис заставил императора просить очередной заем. Пока Фуггер и Максимилиан веселились в Вене, Людовик XII Французский умер, а его двоюродный брат Франциск, примерив корону, повел армию в Италию и отвоевал Милан у швейцарцев. Франциск обожал женщин, много пил и имел склонность к безрассудствам, которая однажды чуть не погубила его во время агрессивной игры в салки. Макиавелли называл швейцарцев лучшими воинами на земле. Разгромив этих бойцов, Франциск приобрел громкую славу, заодно уничтожив швейцарскую репутацию. Утратив ореол непобедимости, Швейцария заняла позицию политического нейтралитета – и сохраняет ее по настоящее время. Утрата Милана способствовала также оформлению последнего кредита Фуггера Максимилиану. Обсуждение этой сделки позволяет оценить фуггеровскую тактику ведения переговоров.
После захвата Милана французами первым желанием Максимилиана было двинуться на город и прогнать Франциска. Он поручил приближенным занять в Аугсбурге средства на кампанию. Фуггер объяснил советникам императора, что лично ему это не интересно, однако он выслушает их из вежливости. Когда они стали перечислять свои условия, Фуггер принялся приводить один довод за другим: Максимилиан уже слишком глубоко погряз в долгах, обеспечение кредита видится сомнительным, а еще – это наверняка побудило советников изумленно выгнуть брови – сама идея кредитования порочна, ибо данное ремесло близко к ростовщичеству. Даже когда от имени императора были предложены дополнительные контракты на добычу меди, Фуггер отмахнулся. Он сказал, что уже располагает медью в чрезмерных количествах. И добавил, что чувствует себя старым и усталым. Вполне возможно, он умрет прямо сейчас, в ходе переговоров, и уж вряд ли переживет войну. Кроме того, у него нет детей. Он подумывает о продаже активов и разделении фирмы.
Фон Лихтенштайн, после многих лет верной службы императору и его банкиру, умер еще до Первого Венского конгресса. Его сменила новая поросль советников, не знакомых с Фуггером и фуггеровской тактикой ведения переговоров. Они никогда не слышали клятву Фуггера зарабатывать деньги «покуда живу». Они не смогли понять, что видят очередную версию спектакля времен после фиаско политики «общего пфеннига», когда Фуггер жаловался, что кредитование доставляет чересчур много неприятностей, а затем продолжил выдавать займы с удвоенной энергией. Лихтенштайн заметил бы знакомые ходы: жалоба на усталость как способ увеличить залог, угроза ликвидировать бизнес как указание на более высокий процент. Возможно, Фуггер и вправду устал. Но настолько, чтобы отказываться от денег? Никогда и ни за что.
