Карл вдобавок поручил Фуггеру новое дело. Печатными мастерскими в Аугсбурге владели частные лица. Сознавая угрозу бесконтрольного тиражирования, Карл скупил эти мастерские и назначил Фуггера ими руководить. Император полагал, что с помощью Фуггера сможет лишить доступа к печатным станкам Лютера, фон Гуттена и прочих критиков. Но, как им с Фуггером предстояло выяснить, контроль за мастерскими не утихомирил оппозицию.
Воодушевленный событиями в Вормсе, фон Гуттен желал перейти от критики к реальным делам. Он требовал действий и после отказа Лютера стал активно «обрабатывать» фон Зикингена, могучего рыцаря, убеждая того возглавить революцию. Фон Зикинген не мог похвастаться отличным образованием, но сама идея его привлекала. Вечерами они с фон Гуттеном долго беседовали при свечах, и фон Гуттен читал рыцарю сочинения Лютера или собственные труды. Поначалу фон Зикингена забавляла «мятежная болтовня» фон Гуттена. Однако мало-помалу фон Гуттен превратил своего собеседника в революционера. Их вечерние разговоры шли уже не о том, надо или не надо сражаться, а о том, как именно сражаться. Фон Зикинген приглашал к себе в замок других рыцарей. Не располагая доходами и владениями фон Зикингена, эти рыцари даже острее ощущали собственную обделенность и потому охотно согласились готовиться к войне. Фон Гуттен, враг Фуггера, наконец-то получил то, чего добивался, а именно – шанса победить силой.
Современники именовали постепенно разгоравшийся конфликт войной рыцарей. Последние сражались не за территории и не за Hausmachtpolitik, но за идеи и систему. Это была классовая война, подвергшая угрозе всю структуру власти. Некий советник писал герцогу Георгу Бранденбургскому, что минули столетия с тех пор, как он и другие немецкие принцы сталкивались со столь серьезной опасностью. Для Фуггера война рыцарей возвестила новый этап карьеры. Прежде Якоб финансировал военные кампании своих клиентов. Теперь он давал деньги на солдат не только ради других, но и ради себя. Фуггер олицетворял ту систему, которую фон Гуттен стремился низвергнуть. Если система падет, с нею вместе рухнет и Фуггер. Следовательно, ее нужно защищать.
Рыцари выбрали своей первой целью Трир. Город рядом с Люксембургом, Трир принадлежал одному из курфюрстов, епископу фон Грайффенклау. Фуггер познакомился с епископом на выборах императора. Епископ присутствовал на том знаменательном совещании, когда Фуггер от имени Максимилиана предлагал курфюрстам щедрые взятки ради избрания Карла. За голос фон Грайффенклау Фуггер заплатил 40700 флоринов. Выступая против епископа, который одновременно являлся курфюрстом, фон Зикинген нападал сразу на папских и светских угнетателей. Он считал Трир уязвимым. Другие курфюрсты-церковники – Альбрехт Майнцский и Герман Кельнский – представлялись очевидными союзниками фон Грайффенклау, но не спешили воевать. Фон Зикинген полагал, что Трир окажется вынужден биться в одиночку.
Фон Зикинген также рассчитывал на помощь изнутри. Он верил, что горожане Трира, возбужденные речами Лютера и фон Гуттена, примкнут к рыцарям, достаточно лишь, что называется, запалить искру. Исполненный уверенности, он планировал разжечь войну во всей Рейнской области после взятия Трира. А дальше революция охватит Германию целиком. Требовались ресурсы, соответствующие этим амбициям, и он отправил фон Гуттена за деньгами в Швейцарию, где были сильны антиватиканские настроения.
Рыцарское войско численностью 10000 человек с легкостью захватывало города на пути к Триру. Сам Трир виделся серьезным препятствием. Нападая, фон Зикинген мог выбирать сроки, но никак не условия схватки. Рыцари предпочитали атаковать противника конными в чистом поле. Приближался день святого Михаила, и ничто на данный момент не привлекало фон Зикингена сильнее, чем возможность выступить в роли архангела Михаила, который победил сатану в битве. Будет идеально, если они сойдутся с фон Грайффенклау в рыцарском поединке до смерти. Весь мир увидит, кто заслуживает того, чтобы жить, а кто должен умереть. Увы, поход на Трир сулил осаду, а не поединок в чистом поле. Исход зависел не от силы удара и надежности щита, а от количества пушек и боеприпасов. Пушки отправили рыцарей на свалку истории, приходилось с этим считаться.
Подойдя к Триру, фон Зикинген обстрелял город, как Алмейда обстрелял Момбасу, – но с меньшим успехом. Фон Зикинген обнаружил, что недооценил епископа-курфюрста. Подобно воинственному папе Юлию II, фон Грайффенклау был больше воином, чем священником. Ожидая осады, он осматривал башни и стены и проверял оружие, произносил воодушевляющие речи и сменил епископское одеяние на доспехи. Когда осада началась, он встал рядом с солдатами, приказывая, когда стрелять. Фон Зикинген забрасывал Трир письмами, предлагавшими горожанам восстать. Они проигнорировали эти письма и сплотились вокруг епископа. Вскоре у фон Зикингена закончился порох, и он отступил обратно в Эбернбург – переждать зиму и набраться сил для нового нападения.
Фуггер и его союзники действовали быстрее. Фуггер ссудил денег Швабской лиге
[69]
, военной организации, которая хранила мир в Южной Германии, на войну с рыцарями. Лига принялась истреблять мятежников поодиночке в их замках. Когда многие его соратники погибли или оказались в тюрьме, фон Зикинген бежал из Эбернбурга и укрылся в мощной крепости Ландштуль. Фон Грайффенклау последовал за ним и разнес крепостные стены залпами своих пушек. Взрывом фон Зикингена швырнуло в развалины дома и ранило осколком в бок. В итоге фон Зикинген, поэтически скошенный огнем, удостоился той встречи с фон Грайффенклау, о которой столько грезил, но уже на пороге смерти; епископ разворошил груду щебня, чтобы принять капитуляцию. «Что побудило тебя, – спросил курфюрст, – учинить этакое разорение и нанести этакий урон мне и моим бедным подданным?» Фон Зикинген уже едва дышал и с трудом нашел силы для ответа: «Слишком долго объяснять, но я выступил не без причины. А теперь я предстану перед Господом».
Он умер в тот же день. Его смерть ослабила сословие рыцарей и окончательно сделала достоянием истории эту гордость Средневековья. Правители повсеместно изгоняли рыцарей из их замков и бдительно следили за тем, чтобы они не вернулись. В Швабии и Баварии было захвачено 26 замков, и те из них, которые не были нужны правителям, предали огню. В пламени исчез замок Абсберг. Пороховые заряды обрушили толстые восьмифутовые стены замка Кругельштайн. Капитан городской стражи Аугсбурга повел своих людей в лес, чтобы взорвать старый замок Вальдштайн. Для Фуггера победа в войне рыцарей означала устранение непосредственной угрозы – дни славы фон Гуттена-агитатора миновали. Три месяца спустя фон Гуттен все еще находился в Швейцарии, и тут «фуггеровская» древесная кора его подвела. Он умер от сифилиса, оставив в наследие только свое перо. Впрочем, призывы к насильственной борьбе нашли отклик в сердцах многочисленной и куда менее предсказуемой силы, что ненавидела Фуггера и его приятелей не меньше фон Гуттена. Речь об огромной массе нижних слоев общества и сторонников Bundschuh. Прежде всего о крестьянах, гнев которых грозил вот-вот выплеснуться.
Ренессанс вызвал к жизни новую породу профессионалов, которая мгновенно удостоилась презрения общественности. Народ ненавидел их надменность и вычурные одежды, злился на заумную латынь и велеречивую аргументацию. Фон Гуттен называл их «пустыми мешками». Другой автор сравнивал их с саранчой: «Они множатся, подобно саранче, год за годом». Третий отмечал их способность сеять хаос: «В моем доме такой человек всего один, и все же его козни приводят в смятение всю округу. О, сколько бед сулят нам эти изверги!»
