Плотный мужчина в застегнутом на все пуговицы пальто сидел на лавке у окна и тупо пялился перед собой остекленевшими глазами. Не похоже было, чтобы он здесь проживал или нес охрану, – во времянке все было перевернуто вверх дном, да и личных вещей толстяка – сумок, пакетов, коробок – в этих четырех стенах не усматривалось. Толстяк просто сидел и не шевелился, не моргал и, казалось, действительно не дышал. И все же на мертвеца он не походил хотя бы потому, что поза его была расслабленной и естественной, а руки засунуты в карманы. Не походил он и на бомжа, хоть пальто на нем не блистало ухоженностью: репьи, пятна обтертой штукатурки, разводы чего-то маслянистого. Плюс ко всему упитанность мужчины тоже никак не согласовывалась с общеизвестным обликом привокзального обитателя.
Мефодий растерялся, так как, понадеявшись на хваленое исполнительское чутье, тем не менее попал впросак и демаскировался. Толстяк же при звуке открывшейся двери медленно повернул голову и, не меняя позы, посмотрел куда-то под ноги вошедшему посетителю («Уж не слепой ли случаем?» – подумал Мефодий).
– Тебе… здесь… незачем… быть! – делая между словами длинные паузы, утробно прогудел толстяк. – Убираться… ты… отсюда… быстро! Не… твое… дело… зачем…
– Я бы хотел поговорить с хозяином коттеджа по поводу его продажи, – произнес Мефодий первое, что пришло на ум. – Если его здесь нет, как мне с ним связаться?
– Хозяина… нет! – после долгого раздумья отозвался толстяк. – Наша… территория… не твоя!
Мефодий отметил, что сидящий на лавке так ни разу и не оторвал взгляда от Мефодиевых ботинок, будто говорил с ними, а не с их владельцем.
– Ты хотел чего-то? – вдруг раздался позади Мефодия такой же гулкий, но только более связный и более разумный голос. – Мой друг слегка приболел. Говори лучше со мной.
Не желая поворачиваться к толстяку спиной, Мефодий сделал шаг вправо и встал полубоком, чтобы видеть обоих собеседников.
Вышедший, видимо, из дома второй человек по сравнению с заторможенным толстяком выглядел вполне нормальным; общим для них являлся только уныло булькающий голос. Довольно рослый, почти на полторы головы выше Мефодия, мужик внимательно изучал гостя, и ничего в нем не было бы странного, если бы не две примечательные детали: руки его, чрезмерно длинные и доходящие едва ли не до колен, были растопырены, словно он собирался заключить Мефодия в объятья; и вторая – левый глаз у мужика был искусственным, но не керамическим, а будто нарисованным поверх несуществующей глазницы.
– Я по объявлению о продаже недостроенного коттеджа, – сказал Мефодий, как бы не обращая внимания на растопыренные руки верзилы. – Видимо, ошибся адресом. Это улица Береговая?
– Пляжная, – уточнил верзила. – И ты прав – мы ничего не продаем.
– Он… лжет! – пролаял толстяк. – Он… из Охраны!
– Я знаю, – ответил верзила. – Он лжет, потому что молод и глуп. – И обратился к Мефодию: – Не обращай внимания на моего друга. Он еще не отошел от перемены среды. Ваша атмосфера – нечто необыкновенное…
Мефодий с содроганием понял, что очутился в одиночку перед двумя небожителями, которые даже не думали таиться. Из этого следовало, что отпускать Мефодия восвояси они отнюдь не намерены. Вот так вводная для первой самостоятельной задачи!..
– Дом окружен, – выпалил он в лицо верзиле, – потому советую сдаваться по-хорошему!
– Как это – «сдаваться»? – удивился тот. – В плен, что ли? А кому, если не секрет?
Получалась и впрямь полная ерунда: захват Циклопов и Бриареев смысла не представлял, хотя это было посильной задачей – в материальной оболочке те представляли собой боевые единицы сродни Исполнителям. Их способностей к левитации в материальной оболочке хватало лишь на то, чтобы прибыть на Землю и отбыть с нее; долгие полеты по сложным траекториям были выше их возможностей. Головной мозг Циклопов и Бриареев содержал в себе ровно столько полезной информации, сколько и спинной, а о выкупе за них говорить было просто смешно – такого добра у Кроноса было как звезд на небе.
– Убей… его! – ухал толстяк. – Оторви ему… башку! Или мне… это сделать?
Пора было выполнять распоряжение Мигеля, а именно: рвать когти. Задание выполнено, враг обнаружен, надо спешить за подкреплением и «тяжелой артиллерией»… Но как? Мефодий не был уверен, что сможет скрыться и от одного небожителя, а тут сразу двое, и вероятно, что поблизости ошивается еще один, а то и несколько. Стройная концепция задания – «пришел – увидел – убежал» – дала обидную осечку…
– Будешь махать своими железяками или все-таки упростишь свою аннигиляцию? – дружелюбно поинтересовался верзила. – Что с ними, что без них – итог будет один.
Вместо ответа Мефодий материализовал оба слэйера.
И тут толстяка словно подменили. Он забурлил, как всасывающая остатки воды раковина, и вскочил со скамьи, отчего дощатый пол времянки дрогнул и натужно заскрипел. Очутившись на ногах, он рванул на себе пальто и располовинил его надвое, а изо рта у него полыхнуло самое натуральное пламя. Из-под просторного пальто «толстяка» вывалилось еще две пары скрещенных до этого на не таком уж большом животе рук. Сам же толстяк, голый по пояс (одежды с шестью рукавами под его анатомию на Земле явно не нашлось), издал визгливый вопль.
Мефодий впервые узрел воочию живого Бриарея, о которых до сего момента знал лишь из разблокированных архивов памяти. Впечатления о нем и по памяти складывались крайне негативные, а тут новобранец и вовсе загрустил: хитросплетения сложной, призванной управлять тремя парами верхних конечностей, мускулатуры, заросшее разноцветной шерстью тело и все те же остекленевшие глаза, человеческую выразительность которых Бриареи так и не научились копировать. О том, чтобы вступать с Бриареем в единоборство, не могло быть и речи…
Верзила никаких изменений в своей внешности не произвел, лишь безумно выпучил свой небутафорский глаз. Циклопы по причине своей недалекости не хотели вникать в преимущества бинокулярного зрения, а потому второй глаз у них обусловливался скорее вопросами маскировки, чем жизненно важной необходимостью.
Геройствовать Мефодию претил бивший по мозгам сигнал опасности первой степени, а также отсутствие боевой практики при работе с колюще-режущим исполнительским инструментом. А потому выход из образовавшегося для Мефодия тупика был только один. Выставив левый слэйер в сторону Циклопа, а правый направив в грудь огнедышащему Бриарею, Мефодий изо всех сил оттолкнулся от пола и прыгнул назад, к тонкой дощатой стене времянки. Трюк выходил рискованный, но Мефодий отчетливо помнил, как при недавнем квартирном заточении он уже бился головой о потолочную плиту и при этом не получил даже намека на шишку. Так что попытка стоила некоторого членовредительства, да и единственно возможной альтернативой полету головой вперед был выход через дверь, но уже вперед ногами…
Толчковой энергии для того, чтобы пробить непрочную стену, хватило с избытком. Доски треснули и, переломившись, вылетели наружу. Осколки стекла из имевшегося на сломанной стене оконца немилосердно прошлись по Мефодиеву лицу. И едва только Мефодий выпал во двор, как ему вдогонку метнулся выплюнутый Бриареем фонтан огня…
