— Не хочешь посвятить меня в детали своих экспериментов? — поинтересовался маг, забирая сосуд и на пару лишних секунд задерживая мою руку в своей. Затем отпустил, улыбнулся и посмотрел мне в глаза предельно наглым взглядом.
Такое чувство, что ему кажется, что я вообще выдумала весь этот эксперимент только ради того, чтобы с ним сблизиться.
Пусть думает. Это не имеет никакого значения.
— Нет, — кажется, мои слова только подтвердили его подозрения. Наверное, думает что‑то вроде «а был ли мальчик?», вернее, «а есть ли эксперимент на самом деле?».
— Ну ладно, — улыбка — усмешка вновь коснулась его губ.
Он сжал сосуд в пальцах и посмотрел на него сосредоточенным взглядом, который постепенно стал превращаться в невидящий. Его действия были мне не видны, но по его мимике, застывшей, как всегда бывает, когда человек выполняет тупую механическую работу, я поняла, что процесс идёт.
Вскоре от флакона стало исходить бледное сияние, но потом и оно пропало.
В мгновение его взгляд вновь приобрел вполне осмысленное выражение. Он поднял голову, посмотрел на меня из‑под полуопущенных ресниц и сказал:
— Вот и всё.
— Всё.
— Да. Твой сосуд — накопитель готов… к чему бы там ни было.
Он улыбался, немного провокационно, и вместо того, что почувствовать радость от выполненной последней части плана, я ощутила смущение и неловкость. «Ну же, Саша, это всего лишь расплата. Никаких чувств, ты же обещала», — приговаривала я про себя, но одно дело говорить, а другое — ощущать в груди норовившее вырваться сердце.
— Спасибо, — всё же поблагодарила его я.
Хараш, наверное, и сам бы начал требовать плату, подошел бы ближе, стал бы настаивать… Но я тоже умею держать слово. Зелья для его турнира готовы, лежат, спрятанные в шкафчике, осталось полностью расплатиться по счетам, прежде чем быть свободной.
Я слезла с высокого стула, как бывают у нас в барах, неторопливо обогнула стол и приблизилась к нему. Замерла.
В этой обуви, с совсем маленькими каблуками, я была ему чуть выше плеча. Он возвышался надо мной, такой красивый, сильный, непробиваемый… Он знал себе цену. Он знал девушек и понимал, какое оказывает на них воздействие. Поэтому сейчас он просто ждал, когда его план сработает. Я должна всё сделать сама, раз уж выдумала этот нелепый эксперимент. Но если я передумаю… ему вполне хватит наглости, чтобы настоять на своём.
Медленно, со всё ещё безумно колотящимся сердцем, я взяла его за руку. Мне всегда для поцелуев необходим больший телесный контакт, чем простое прикосновение губ. Осторожно я завела его руку себе за спину, смотря прямо в глаза. Он смотрел пристально, выжидающе, немигающим взглядом.
Когда же его рука заняла положенное ей место на моей спине и сильные пальцы обхватили мою талию, я придвинулась чуть ближе и встала на цыпочки.
И тут мою инициативу перехватили.
Он быстро наклонился, прижимая меня крепче, обхватывая двумя руками и слегка приподнимая, и впился в мои губы. Я едва успела их приоткрыть, как настойчивый язык принялся хозяйничать внутри, сминая всякое сопротивление. В этом не было ласки, только какая‑то жесткость, агрессивность, как и во всем, что он делал. Но я не была против. Спустя несколько мгновений, приноровившись к его стилю, я включилась в игру, помня об обещанном «настоящем» поцелуе.
Это было слишком откровенно. Слишком интимно. Его язык действовал в определенном ритме, наводящем на мысли о совсем других действиях совсем другой части тела.
Когда он приподнял меня ещё выше и усадил на лабораторный стол, нетерпеливо скидывая склянки и устраиваясь между моих ног, я не стала сопротивляться. Мозг не был затуманен страстью, поэтому я осознавала, что влюбленная в него девушка должна вести себя подобным образом и лишь спустя какое‑то время смутиться и начать говорить нет".
Моя податливость лишь сильнее его завела. Он на секунду отстранился, чтобы убрать одну руку с талии и ухватить ею мой подбородок, как будто ему и так было мало контроля. В его глазах вновь появился тот пульсирующий огонь, говорящий о том, что его огонь тоже откликается на действия хозяина.
Я смотрела открыто, не сдерживая учащенное дыхание. Всё‑таки я тоже не железная, и определенные животные инстинкты при определенных действиях вполне ожидаемо просыпались.
Он несколько мгновений полюбовался результатом своих действий, а потом наклонился, чтобы вновь завладеть моим языком. Его рука сначала прижала меня ещё ближе, а затем принялась плавно спускаться, огибая моё тело, чтобы медленно пройтись по внутренней стороне бедра. Из‑за утренних практических занятий я сегодня была в штанах, что оказалось только на руку Харашу.
Когда же его рука достигла до заветной цели, но не замерла, а принялась поглаживать меня сквозь ткань, желая возбудить ещё больше, я поняла, что это пора заканчивать.
Отстранилась, отводя голову в сторону от удерживающей её руки и прошептала всё‑таки ставшим немного хриплым голосом:
— Азер, не надо…
— Надо, Алесан, поверь, нам это очень надо, — хрипло заявил он и снова наклонился, чтобы меня поцеловать.
Но я отклонилась назад ещё дальше, показывая своё нежелание продолжать.
— Я не готова, — сказала универсальное и спасительное я.
Он всё‑таки немного отстранился, продолжая меня удерживать, и пытливо вопросил:
— Почему?
Вот же недогадливый! Даже будь я действительно сильно увлеченной им, это не отменяет нескольких женских заморочек.
— Азер, — я сделала паузу после этого слова, чтобы его имя звучало проникновенней. — Сейчас не место… мы же в лаборатории! К тому же я знаю тебя совсем немного. И по — прежнему не хочу быть быстрой заменой Амелине.
— Далась тебе эта Амелина! — раздраженно выпалил он.
Конечно, далась! На неё я спихиваю все свои сомнения, это весьма универсальная отмазка, правда, исключительно для отношений с Харашем.
Я нахмурилась, отводя взгляд, демонстрируя собственное упрямство и неготовность вступать в спор по этому поводу. Между тем, своё плохое настроение нужно показать, потому что иначе придется продолжать поцелуи, ведь в них‑то, по идее, не было ничего такого, отчего бы я переступила грань приличной деревенской девочки.
Поэтому я перестала отклонять спину назад, а отодвинулась вбок и спрыгнула со стола. А затем вновь обогнула стол, чтобы оказаться от него подальше.
Он не пытался меня остановить, но и не уходил. Застыл напротив, нависая над столом, облокотившись на него стиснутыми кулаками.
— Ты не должна беспокоиться об Амелине. Она мне не нужна.
— Я видела вас на поле, — "ревниво" напомнила ему я. — Она не выглядела ненужной.
— Естественно, не выглядела! Она была в команде два года, не так‑то просто за раз исключить кого‑то из компании! Мы все к ней привязаны.
