Быстро кладу в неё флакон со спасительным зельем и манок. Пусть он не лишается магии, но теряет связь с этим временем. Он не должен попасть в чужие руки, но и такой уникальный предмет я не могу превратить в пустышку, слишком уж он важен.
Едва я захлопываю крышку, как волоски по всей коже становятся дыбом.
Дохнуло холодом. Я знаю, что будет дальше.
Но не могу отказать себе в удовольствии посмотреть на него в последний раз.
Дым рассеивается, и я вижу его хищное лицо. Он делает шаг вперед, и хотя промедление безумно опасно, я говорю:
— Стой.
Он застывает. Его глаза черны. Я не понимаю, что он чувствует.
— Это предмет очень важен, — я киваю на шкатулку. — Я не могу уйти без него. И мне не нужно твоё разрешение.
Крылья носа судорожно раздуваются, словно он не контролирует своё дыхание. Графитовые волосы мокрым полотном болтаются за спиной, лицо покрыто капельками пота. Борьба с порталом не прошла для него бесследно.
— Ты… кто? — выдыхает он.
— Та, кто больше не вернётся.
На этом моменте хотелось бы уйти, но я обязана сказать кое‑что ещё, чтобы облегчить ему жизнь.
— Я существую, Раян. Это я помогла тебе в пустыне. Я живая. Теперь ты можешь идти дальше, — говорю я твёрдо, хотя на последнем слове голос срывается.
Его глаза сужаются, превращаясь в щёлки. Он делает шаг вперед, руки его напрягаются. Я знаю, что следует за этим у магов. Но сейчас я не могу ему поддасться.
Я отрицательно качаю головой, немного улыбаясь.
Тебе не поймать меня, магистр.
25
Знакомое ощущение приходит так легко. Я проваливаюсь в дымку безвременья. Через миг — или вечность — я уже у себя в комнате.
Всё абсолютно так же, как я и оставила. Незаправленная постель, куски пластика из‑под пилочки на туалетном столике, брошенная на кресло расчёска.
Запоздало вспоминаю, что желтое платье так и осталось у господина Брора. Ничего. Это сейчас вообще совершенно не важно.
От пережитых эмоций и быстроты действий подгибаются колени, и я падаю на кровать.
Руки трясутся, я до ужаса боюсь, что всё произошедшее было зря.
Но коробка в моих руках по — прежнему опутана голубыми нитями. Магия пространства мне видна, она пережила путешествие.
Быстро откидываю крышку, беру флакон и вынимаю затычку.
Мелкие золотистые вкрапления приветливо мне мигают. Зелье сохранило магию!
Осознание этого наполняет моё сердце такой радостью, что я откидываюсь на постель и истерично то ли смеюсь, то ли плачу, размазывая слезы по лицу.
У меня получилось! Черт возьми, у меня ПОЛУЧИЛОСЬ!
Это настолько невероятно, настолько волшебно, что даже после всего пережитого мне не верится. Безусловно, эта минута стоила всего мною пережитого, всех бессонных ночей, магических ран и постоянного страха.
Истерика утихает.
Я решаю снова пробраться на цыпочках в ванную. Ожоги болят, да и умыться не помешает.
В зеркале на меня смотрит кто‑то с совершенно безумными глазами, красным носом и шее в синюшных отметинах. Это пройдет.
После душа, переодевшись в джинсы и водолазку, я разогреваю вчерашний борщ. Нормальную, знакомую я не ела уже больше месяца, так что в итоге смакую каждую ложку этого кулинарного изделия. Я чертовки счастлива, но это счастье на грани с сумасшествием. Я ещё не осознала, что всё закончилось. Пережитое пока не успело улечься в моей памяти, не успело стать малозначимым и лишь шажком для достижения цели. Разве можно быть счастливым и несчастным одновременно? Ощущать, что часть твоего сердца начинает оживать, а другая болит и кровоточит?
Можно, оказывается.
Первым просыпается папа. Он у нас жаворонок. Я обычно злюсь, когда он начинает ходить по дому ни свет ни заря, но не в этот раз. Я едва ли не дрожу от нетерпения.
Мы здороваемся, пьём чай. Он очень удивлен, что я поднялась так рано, да ещё и сижу полностью одетая. Даже говорит мне:
— Наконец идешь по моим стопам. А то тебе всё спать да спать.
— Это только сегодня, пап. Ты радуешься раньше времени.
Спать совершенно не хочется, хотя предыдущие сутки я не сомкнула глаз. Ещё отосплюсь. Отосплюсь за все эти адские дни.
Затем я проверяю почту. Естественно, за час в родном мире ничего нового не пришло. В это время нормальные люди спят.
Смотрю новую серию известного сериала. Она немного отвлекает, иначе я бы сошла с ума от этой кучи эмоций, помноженной на томительное ожидание.
Просыпается мама. Я слышу, как она чистит зубы, тихо переговаривается с папой.
Выхожу из комнаты. Вижу её совсем не отдохнувшее лицо со впавшими глазами. Она хоть пару часов поспала сегодня?
Говорю:
— Доброе утро, мам. Мы должны прямо сейчас поехать к Оксане.
— Зачем, Саш? — не понимает мама. — Она ещё спит. Дай ей отдохнуть.
— Мам, это серьёзно. Пожалуйста, давайте поедем.
Кажется, мама понимает, что я не шучу. Не знаю, почему она мне верит, но потихоньку начинает собираться, недовольно бурча. Хоть не плачет, и на том спасибо.
На улице по — утреннему свежо. Солнечный свет уже разогнал ночную тьму. Сегодня будет тепло, судя по тому, как прохлада стремительно уходит прочь. Но мне пока что придётся походить в водолазке.
Папа заводит машину. Мы садимся в неё. Я устраиваюсь на заднем сиденье, держа в руках пакет. В пакете — шкатулка.
Сестра очень долго не открывает дверь. Наверное, стоило ей позвонить, когда мы собирались отправляться к ней, но каждый подумал про себя, что стоит дать ей чуть побольше поспать.
Папа категорически не понимает наших капризов, но терпеливо сносит порывы наших сердец. А именно к сестре привели они нас сегодня.
Наконец, дверь открывается. Муж Оксаны выглядит сонным и хмурым. Он явно не рад видеть нашу компанию в такой ранний час, но вежливо здоровается и пропускает вперед. Оказывается, сестра ещё спит, но я больше не могу выдержать это ожидание.
Захожу к ней в комнату. Окна зашторены, солнечный свет совсем не проникает внутрь. Первым делом я решаю это исправить. Раздвигаю шторы в стороны, позволяя утреннему свету заполнить комнату. Он радостно врывается в неё, прыгает зайчиками по углам, даёт надежду.
Сестра спит. Светлые волосы, такие же, как у меня и мамы, разметались по подушке. Лицо бледное. Рядом, на тумбочке, лежит марля с брызгами крови. Я не могу смотреть в ту сторону без слёз.
Оксана, должно быть, не спала полночи, поэтому её сон сейчас особенно крепок, но я не могу удержаться. Дергаю её за плечо, зову: