* * *
Когда луна взошла, Валид закончил «благоустраивать» храмовый внутренний дворик – круглую, поросшую травой арену. Где-то поставил свечи, где-то – камни в странном порядке. И сел ровно в центре на пятки, опустив голову. Принялся ждать.
Амин напряженно наблюдал за ним с крыши. Происходящее ему очень не нравилось. Валид совершенно точно что-то скрывал, из колдуна Насима тоже слово, кроме «простите, хозяин», не вытянешь…
– Кто он? – шепнул пристроившийся рядом, за куполом, Захир. – Он же не просто колдун.
Амин покачал головой.
– Феникс.
И, поймав изумленные взгляды мунирцев, пожал плечами.
– Бессмертный, значит, – завистливо шепнул Захир.
Амин искоса глянул на царевича.
– Ему больно умирать.
– А ты видел? – оживился Захир. – И как? Расскажи, – но замолк, получив тычок в бок от Рахима.
– Не слушайте его, сайед, у него язык без костей.
Амин не ответил – внизу первый лунный луч добрался до храмовой стены, и Валид распрямился, спружинив, поднял руки. Запрокинул голову и тихонько, пронзительно запел, вплетая мелодию в густой ночной воздух.
Амин не заметил, как схватились за уши мунирцы и приткнувшийся рядом Насим. Для него мелодия текла серебристым ручейком, призывно журчащим в жаркий полдень. И движения закрутившегося внизу мальчика попадали точно в такт и завораживали сильнее волшебной музыки.
– Аллат, что это? – выдохнули рядом, но Амин не обратил внимания.
В сгущающейся темноте внизу, среди вздрагивающих языков свечей мальчик танцевал женский танец, путаясь в тенях, и завороженному юноше казалось, что это уже не ребенок, а крылатая девушка соблазнительно поводит бедрами, изгибает руки и кружится-кружится-кружится…
Появление еще одной тени увидели все – даже зачарованный Амин. Валид внизу уже не пел, музыка звучала сама, точно кто-то невидимый дергал за струны рабаба и невидимый же вторил ему канун. А потом умерли остальные звуки, и громадная, жирная гротескно-черная тень шагнула из храма навстречу танцовщику.
– Что это? – выдохнул Амин, когда Валид плавно качнулся навстречу тени, поманил рукой.
– Молчите, хозяин, – шепнул Насим, – пожалуйста, молчите.
Тень тяжело шагнула-поползла к расправившему руки-крылья Валиду, затушив сразу три свечи. Протянула тонкий черный отросток, змеей обившийся вокруг щиколотки мальчика.
Не прекращая танцевать, Валид вскинул голову и скрипуче-отчаянно закричал.
* * *
Амин напряженно, сосредоточенно вырывался. Его держали в четыре руки, маленькая ладошка Насима еще и закрывала рот, а внизу окутанный сгустками теней Валид ломаными движениями протягивал Тени руки, не переставая кружиться. И громко плакал, пока один из черных отростков не захлестнул ему рот. И тут же стало темно – чернильно-темно, темнее, чем самой темной ночью. И темнота была довольна, Амин чувствовал это, обмякнув в руках у мунирцев. Очень, очень довольна.
Она получила свою жертву.
А потом все исчезло, и луна освещала пустой, нестрашный двор, где, распластавшись среди камней, лежало маленькое-маленькое тело. Совершенно неподвижное, точно мертвое.
– Все-все, хозяин, – шептал Насим, отодвигаясь от Амина. – Все закончилось, он явится завтра снова, спросит вас о желании, он обязан спросить, и после такой жертвы обязан исполнить…
Амин молча глянул на него, рванулся в последний раз – и вырвавшись, наконец, – бегом бросился к лесенке во двор.
– Но он же феникс, – сглотнув, шепнул Захир, не сводя глаз со двора. – Он же не может умереть.
– Простите, сайед, – тихо откликнулся Насим. – Но хозяин ошибался. Его… друг не был фениксом.
Внизу, на руках у Амина Валид открыл глаза, глянул равнодушно на задыхающегося юношу и тихо шепнул:
– Я исполнила… твое… желание.
И сразу же его тело вспыхнув, превратилось в золотую светящуюся, точно Аллат на небосклоне, птицу, отчего-то скованную. Цепь тянулась куда-то далеко, к небу, дрожала, но когда птица с криком попыталась расправить крылья, цепь дрогнула, сжимая худенькое, сияющее лазурью тело. Амин успел заметить отчаянный взгляд, потом птица вскрикнула снова. И рассыпалась яркими разноцветными искрами.
* * *
– Но он же еще ничего не сделал! – хмурясь, воскликнул Захир, сидя на берегу у костра. – Ай, Рахим, кончай пихаться! Что я такого сказал?
Невидимое в ночных тенях, вздыхало море – только серебристая дорога луны вела на небо, ярко освещенное рабами Вадда – звездами.
– Простите, сайед, но он призвал Зантсиба. Вам осталось только убедить его отдать вам шкуру, – тихо объяснил Насим.
– О, то есть завтра вечером мы просто пойдем в храм, этот дух задаст нам пару вопросов, мы верно ответим, и царевна Алия – моя? – воодушевился Захир.
– Почему твоя? – отвесил ему отрезвляющий подзатыльник Рахим. – Ты, что ли, призывал? Ты палец о палец не ударил. Это его, – он кивнул на молчащего Амина, – друг погиб. Он и выиграет Испытание.
Амин поднял пустой, мертвый взгляд на Захира и покачал головой.
– Нет. Я не хочу. Не такой ценой… Не так.
И, встав, сгорбившись, пошел вдоль берега – куда глаза глядят. С неба месяц-Вадд равнодушно смотрел на него, подгоняя колесницу. А может, и не равнодушно – а даже наоборот, с завистью. Для него никто не стал бы жертвовать жизнью. Или свободой.
Какое-то время спустя Амина догнал Захир. Улыбнулся, хлопнул по плечу.
– Слушай, парень, ты азартные игры любишь?
Амин глянул на него и отвернулся.
– Нет.
– А в алатыру не ты, случайно, лучше всех играешь? – невинно поинтересовался Захир. – Я же помню, мне про тебя рассказывали. Ты кудесник, который обыграет даже бога. Всегда хотел…
– Оставьте меня, царевич.
– Слушай, парень, – уже серьезным тоном произнес мунирец. – Давай начистоту. Ты, значит, в Испытании больше участвовать не желаешь? Как твой друг окочурился – так и все, да?
Амин поднял на него тяжелый взгляд и повторил:
– Оставьте меня, шехзаде Захир. Пожалуйста.
– Я-то оставлю, – усмехнулся Захир. – А вот ты потом жалеть не будешь? Твой друг ради твоей победы умер. Рискнешь осквернить его память?
Амин замер.
– Вы ничего не понимаете, шехзаде, он… – и запнулся.
– Я не знаю, чего ради тебе нужна гарибская царевна, – продолжал Захир. – Я вот просто хочу посмотреть на красавицу, ради которой столько людей полегло. Интересно, она точно не уродина? Вот смеху будет, если уродина… Ну вот, а Рахим ради меня плясать, зная, что помрет, не станет. И никто не станет. Так что я тебе, парень, завидую и, честно, мне бы хотелось, чтобы именно ты был моим соперником… А! Да что там, чтобы именно ты победил! Ради тебя… во! Значит, сто́ишь. В общем, ночь долгая, да и день еще впереди. Подумай, – и, убрав руку с плеча юноши, вернулся к костру.
