Ледяной дракон вздрогнул и отпустил лапу, чтобы смахнуть брызги, но не успел он коснуться своей морды, как послышалось слабое шипение. Капли пузырились и дымились, а чешуя под ними плавилась как воск.
Фьорд отчаянно завыл. Страшнее земляной дракончик в жизни ничего не слышал. Судя по всему, боль была невероятная. Тот дракон, которого убила Беда, тоже так завывал перед смертью, но не прямо в ухо Глину.
Одна капля попала в глаз, и на его месте уже дымилась чёрная дыра с обугленными краями. Морда ледяного дракона сползала набок, словно подтаявшая ледяная шапка. Он отпустил Глина совсем и повалился на песок, судорожно сжимая лапами теперь уже своё горло.
Глин снова зажмурился, его тошнило. Почему смерть не бывает чистой, безболезненной и быстрой? Почему она бывает вообще?
Он вдруг обернулся. Кто? Откуда? Чьи это брызги? Они могли прилететь только со стороны королевского балкона. Все зрители по-прежнему не отрывали глаз от Цунами, вниз смотрели только трое:
Королева Пурпур улыбалась.
Ореола, казалось, дремала.
Беда… в её глазах был ужас.
Смерть Фьорда публика встретила бурными аплодисментами и довольным рёвом. Глина отправили назад на скалу и привязали. Цунами тоже вернули на прежнее место, добавив к проволоке ещё и цепи. Соседи, едва не поплатившиеся жизнью за её буйство, гневно шумели, не в силах успокоиться, но она довольно помахала Глину хвостом, что, впрочем, едва ли отвлекло дракончика от невесёлых мыслей.
В конечном счёте, он победил – но разве честно? Сил у него не оставалось, и воли к убийству так и не нашлось. Кто-то другой всё сделал за него. Тем не менее, душу терзало чувство вины – за Фьорда, за Бархана, за жалкую участь Ореолы, за Солнышко, где бы та ни была, за Звездокрыла, который наверняка не переживёт своего боя, да и за Цунами – может, она и победит, если не убьют раньше за строптивость, но… На свинью, которую притащил стражник, Глин даже смотреть не мог. В панике она с визгом носилась по площадке, пока не сковырнулась в пропасть. Тогда он стал чувствовать себя виноватым и перед ней. Хорош убийца, нечего сказать!
Второй бой в тот день он смотреть не стал, лёг и повернулся спиной. Морской дракон дрался с воришкой, пойманным в лесу. Когда-то Глин полагал, зная о судьбе королевы Оазис, что воришки всё же бывают опасны, но с тех пор успел повидать их сам. Этому даже разрешили использовать своё жалкое оружие, но бой закончился почти сразу. Глин зажал уши, чтобы не слышать смачного хруста драконьих челюстей и злорадного рёва толпы.
Вечером он слегка вздремнул, но сон был наполнен кошмарами и смертью, и проснуться было облегчением. Беда уже сидела на краю площадки, там же, где вчера. С горных вершин задувал ледяной ветер, так что даже жар от медной чешуи казался приятным.
– Привет! – Заметив, что он не спит, Беда тут же затараторила: – Ну, ты молодец! Хотя я толком и не поняла, что ты сделал. Смотрела на тех, наверху, и вдруг – на тебе! Да ты ещё страшнее меня, оказывается. Думала, таких не бывает, а вон что… Нет, можешь не рассказывать, я понимаю, вдруг придется драться со мной – даже наверняка придётся. Ну и страху я натерпелась! Поняла, каково сидеть тут и смотреть, как я убиваю других. А тут сама – сижу и думаю: а вдруг и меня так… Но всё равно ты молодец. Может, хоть намекнёшь – хотя не обязан, конечно…
– Погоди, – поморщился он, виновато вздыхая. – Это вообще не я, понимаешь? Не я! Не делал я этого – не убивал Фьорда.
Она сердито фыркнула, выдув из ноздрей сноп огня.
– Ладно-ладно, понимаю. Так и думала, что не скажешь… у меня тоже есть секреты.
– Да нет, я серьёзно! – вскипел Глин. – Это сама Пурпур, не иначе. Хотела, чтобы я победил. Все отвлеклись, вот она и…
Беда недоверчиво прищурилась.
– Не припоминаю за ней такого. Хотя кто её знает… Плутовка та ещё, не то что… – Она задумчиво сжимала и разжимала когти. – У неё в сокровищнице чего только не припасено.
– А что Солнышко? – вспомнил Глин. Он поморщился от боли в исцарапанной спине и помятой шее. – Ты её не видела?
– Ах да, совсем забыла! – в синих глазах Беды сверкнул хитрый огонёк. – Расскажу, где она, если сделаешь для меня кое-что взамен. А иначе не расскажу!
Он снова поморщился, пытаясь размять крылья, но они плохо слушались и болели всё больше. Кровь засохла между чешуйками, мешая двигаться.
– Зачем это? Я и так тебе помогу.
– Ну хорошо, поглядим… но имей в виду: это не так просто, и тебе может попасть, а уж мне-то точно, если узнает её величество.
– Ну и пускай, – вздохнул Глин, – мне хуже не будет… Так что насчёт Солнышка, как она?
Беда мрачно хмыкнула.
– А что ей будет? Ни царапинки, ест с королевского стола, сюсюкает с гвардейцами… смотреть противно, если уж честно.
– Такая уж она есть, – с облегчением вздохнул он, – дружит со всеми… и что ты от меня хочешь?
– Меня не пускают смотреть! – взвилась она. – Завтра все будут на арене, всё королевство – кроме меня одной! Так нечестно!
– Почему? – спросил Глин с упавшим сердцем. Какую ещё пакость затеяла эта сумасбродка? – Что там будет?
– Даже не знаю! Вроде какой-то суд или разбирательство, скучища, в общем… но почему мне нельзя? Нет, обычно меня на такое силком не затащишь, но теперь… Хотя слушать все эти разговоры о законах всё равно что выковыривать овечью шерсть из зубов. Одни церемонии, а приговор всегда один и тот же. Невиновных у неё не бывает.
– Кречет! – сообразил Глин. – Это её должны судить, Пурпур говорила.
– Кто бы ни был, я хочу посмотреть, – упрямо сказала Беда. – Если как-нибудь спрятаться здесь, за тобой…
Глин оглянулся по сторонам. Скала справа до сих пор пуста, а слева спит ледяной дракон. Можно встать на самом краю площадки и поднять крылья, тогда Беду никто снизу не разглядит.
Он снова попробовал потянуться и скривился от боли. Железные зажимы заставляли израненные крылья выгибаться, причиняя страшную боль.
– Извини, – сказал он, – то есть, я попробую, жаль только, не могу расправить крылья пошире, чтобы тебя загородить.
– Ну-ка, покажи! – нахмурилась она.
Дракончик пригнулся, выставляя спину. Беда ахнула.
– Неужели так паршиво? – хмыкнул он. – Кречет учила, что раны закаляют. Не впервой, заживёт.
Беда покачала головой.
– У ледяных особенные когти, они ими цепляются за лёд, – объяснила она. – Каждая царапина как четыре простых, понял?
– Угу, – кивнул Глин и добавил: – Когда ты рядом, легче.
– Правда?
– Ну, из-за тепла, – пояснил он, отчего-то смутившись. – Тут ветер такой…
– Не знаю, как тебе помочь… – Она придвинулась ближе. – Так лучше?
Он вдруг вспомнил отравленную пещеру и яд, разъедавший кожу.
