Зима сидела, вывернув шею так, что ее начало ломить, но она продолжала смотреть на Артемизию, хотя дворец и остальные здания уже слились в одно, а мерцающие огни постепенно исчезали под куполом.
– Она убьет его.
– Знаю, ты волнуешься, но послушай… Мы выбрались из этого забытого звездами города. Мы живы и свободны, так что перестань киснуть.
Зима прижалась щекой к спинке кресла. Подступили слезы, но она сдержалась и не заплакала. Они долго молчали, потом она почувствовала, как Скарлет взяла ее за руку.
– Прости, – сказала Скарлет. – Это несправедливо. Я знаю, что он тебе нравится.
– Я люблю его, как люблю свою фабрику по производству тромбоцитов.
– Свою – что?..
– Например, сердце. Тело. Я люблю Ясина, каждую его клеточку.
– Прекрасно, ты его любишь. Но, он ведь знал, что делает…
– Он защищал меня, – прошептала Зима. – Он всегда защищал меня.
Она вздрогнула, неожиданно почувствовав запах крови. Посмотрела вниз и задохнулась.
– Что? Что случилось?! – забеспокоилась Скарлет.
Зима оттянула ткань платья спереди. Сквозь блестящую белую ткань просачивалась кровь, окрашивая ее темно-красным. Даже скатерть, которую они взяли во дворце, пропиталась кровью. Запах был настолько густой, что она ощущала его во рту.
– Зима?
– Н-нет, ничего, – запнулась она, пытаясь внушить себе, что все исчезло. Но кровь стекала по ногам…
– У тебя галлюцинации, да?
Зима откинулась на спинку кресла, стиснула ремень в руке. Это все в твоей голове, принцесса. Это не по-настоящему.
– Я в порядке. Это скоро пройдет.
– Слушай, – спросила Скарлет, – а почему ты не пользуешься чарами? Почему позволяешь сводить тебя с ума?
– Я не буду этого делать, – с трудом произнесла Зима.
– Да я уже поняла. Но почему?
– Это жестокий дар. Я жалею, что родилась с ним.
– Но ты родилась с ним. Послушай, Зима. С тобой творится черт знает что. Почему бы тебе просто… ну, не знаю… не заставить меня думать, что у тебя рыжие волосы или еще что-нибудь в этом духе? Что-нибудь безвредное?
– Это не бывает безвредным.
Зима чувствовала, что ремень душит ее, и вцепилась в него.
– Если бы у меня был дар, – продолжала Скарлет, не догадываясь ни о пятнах крови, ни о ремне, который в этот момент душил Зиму, – уж я бы им показала… Посмотрела бы, как они запрыгают.
Ладони Зимы взмокли и стали липкими от крови.
– Мой дед был лунатиком, – сказала Скарлет. – Я никогда его не видела, но знаю, что он умер в приюте для умалишенных. Думаю, с ним случилось то же, что и с тобой теперь происходит. Но у него были причины – ему пришлось бежать на Землю и скрывать, что он лунатик. Но ты? Почему ты так с собой поступаешь? Кому от этого лучше?
– Главное, чтобы не было хуже.
– Но тебе хуже! Почему ты не можешь просто… делать хорошее с помощь дара?
Зима рассмеялась, невзирая на мучившие ее галлюцинации.
– Все думают, что делают хорошее. – Ее голова поникла, она смотрела на Скарлет затуманенными глазами. – Моя мачеха могущественна не только потому, что люди боятся ее, но и потому, что может заставить любить себя, когда ей это нужно. Мы думаем, что если делаем только хорошее, то мы и сами хорошие. Можно заставить людей быть счастливыми. Можно подарить им спокойствие, блаженство или любовь, и, наверное, это хорошо. Но мы не видим, что ложь жестока сама по себе.
Корабль задрожал, набирая скорость. Луна под ними казалась размытой.
– Когда-то, – продолжила Зима, с трудом выговаривая слова, – когда-то я всем сердцем верила, что делаю добро. Но ошиблась.
Скарлет бросила на нее быстрый взгляд и снова стала смотреть в иллюминатор.
– И что произошло?
– Одна наша служанка хотела покончить с собой. Я ее остановила. Внушила ей, что она счастлива, и была уверена, что помогаю ей. – Дыхание принцессы стало прерывистым, но она продолжала говорить, надеясь, что галлюцинации отступят, если не обращать на них внимание. – Но я лишь продлила ее страдания. Эймери был ею очень увлечен и все время преследовал.
Скарлет затихла, Зима не смела поднять на нее глаза.
– Она повторила попытку самоубийства, и на этот раз ей это удалось. Только тогда я осознала, что вовсе не помогла бедняжке, – она с трудом перевела дух. – В тот день я поклялась никогда больше не манипулировать людьми. Даже если буду верить, что делаю это во благо – кто я такая, чтобы решать, что хорошо для других, а что плохо?
Ремень еще туже сдавил грудь Зимы, впился в ребра. Кровь лилась ручьями. Скоро она будет плескаться вокруг лодыжек. Ремень перережет ее пополам, как бритва. Зима закрыла глаза.
Останься со мной, принцесса.
Прервав тягостное молчание, Скарлет пробормотала:
– Мне кажется, что должен быть способ управлять даром без… всякого такого.
Ремень затянулся, выдавив весь воздух из легких Зимы. Всхлипнув, она откинула голову, чтобы он не давил на горло.
– Что такое… Зима?!
Звезды заплясали у нее перед глазами. Легкие горели, кровь струилась по волосам, впитывалась в ремни. Зима перестала сопротивляться и повалилась вперед, повиснув на ремнях. Скарлет выругалась, но голос ее казался далеким и приглушенным.
Зиме показалось, что чьи-то руки откинули ее обратно на спинку кресла, нащупали пульс на шее. Она слышала свое имя, но звук шел издалека, пытаясь пробиться сквозь мириады звезд. А потом все исчезло… Несколько громких щелчков, ремень смотался, и Зима упала на руки Скарлет. Обе повалились на центральную панель управления. Скарлет пыталась поднять голову принцессы и сделать ей искусственное дыхание, и в то же время она должна была вести корабль, чтобы не налететь на одну из лунных вершин.
Воздух хлынул в легкие Зимы. Она вдохнула, жадно глотая его. Горло все еще жгло, но боль в груди исчезла вместе с галлюцинациями. Она закашлялась и заставила себя открыть глаза. Кровь исчезла, только на юбке остались засохшие коричневые пятна – следы гибели Рю.
– Ты в порядке? – взволнованно спросила ее Скарлет.
Зима посмотрела на ее растерянное лицо, все еще чувствуя головокружение, и прошептала:
– Ремень пытался меня убить.
Проведя рукой по волосам, Скарлет вернулась в кресло пилота. В иллюминаторе показались шесть далеких куполов. Они постепенно приближались и становились все больше. Внизу медленно проступали едва различимые здания.
– Ремень ничего не делал, – проворчала Скарлет. – Это все в твоей голове – вот где беда.
Зима начала хихикать, но вскоре смех оборвался и она всхлипнула.
