Хитрые Сатиры быстро почуяли в Мефодии грозного противника, особенно после того, как он с наскока зарубил сразу двух юпитерианцев. Техника владения слэйерами у акселерата была уникальной. Это были уже не отдельные рубящие или колющие удары, это были каскады, идущие подряд лавины из ударов, что ограждали исполнителя сплошной защитной стеной люциферрума. Вращающий слэйерами Мефодий иногда даже умудрялся сбивать на лету пули. Потеряв двух собратьев, рассеченных на мелкие кусочки, Сатиры тут же прекратили атаковать врага в одиночку и стали благоразумно пускать впереди себя людей, расчленение которых рефлезианец отвергал категорически.
Мефодий не останавливался ни на секунду, поскольку понимал: одна маленькая задержка, и ему конец. Как и тогда, при штурме хребта в Гренландии, время опять замедлило свой ход, словно река перед запрудой. Коридоры уровня «Ц» превратились в круглые вытянутые тоннели, в которых плавно двигались смазанные силуэты: неторопливые – люди и быстрые – Сатиры. Пули пронизывали пространство медленно, будто тонули в воде, однако задерживаться у них на пути было крайне опасно – медленными они казались лишь акселерату. Единственное, что наблюдал в реальном времени Мефодий, были его собственные конечности, бьющие по нерасторопным целям и беспощадно рубящие слэйерами…
Мефодий прокладывал себе путь подобно тому, как латиноамериканский крестьянин прорубает мачете тропинку в сельве: работу требовалось во что бы то ни стало довести до конца, иначе масса усилий окажется затраченной впустую. В последнем коридоре двое оставшихся на ногах юпитерианцев дрогнули и пустились наутек, но после лаборатории с аквариумами великодушие оставило рефлезианца, и даровать пощаду он не собирался никому…
Мефодий боялся в пылу потасовки пропустить дверь, которая окажется нужной, но, как выяснилось, миновать ее было невозможно при всем желании. Едва под напором слэйеров рухнула очередная переборка, как акселерат понял, что поиски можно прекратить – он добрался до цели.
Трое юпитерианцев, которым было явно запрещено отступать от камеры пленника, загородили собой дверь, будто предупреждали: только через наши трупы.
Мефодия их условие вполне устроило.
Сразу же бросилось в глаза, чем вооружены Сатиры. Каждый из них сжимал в руке саблю – нечто вроде слэйеров акселерата, которые, в свою очередь, были точной копией гусарских палашей; почему-то именно палаши нравились Мефодию больше всего. Единственное отличие – сабли Сатиров были столь неправдоподобной формы, до какой земные кузнецы-оружейники, ценившие в оружии практичность и скупую красоту, никогда бы не додумались. Замысловатые изгибы юпитерианских клинков просто смешили – ну о каком удобстве фехтования этими стальными монстрами могла идти речь? Складывалось впечатление, что к оснащению Сатиров подключили художников-оформителей голливудских киносказок.
Однако сомнения относительно боеспособности юпитерианского оружия улетучились, как только Мефодий определил, из какого материала оно выковано. Прав оказался смотритель Сатана. Он давно говорил о том, что, получив трофейные слэйеры, оружейник юпитерианцев, сын покойного Хозяина Сагадей, быстро разгадает секретную технологию смотрителей. Кривые сабли Сатиров действительно были из люциферрума. Пусть не такого благородного, как сатанинский, более блеклого и, по всей видимости, не «живого» (не мог настоящий слэйер, сосуществующий с живой тканью, быть столь холодным на вид), но все-таки люциферрума.
Вероятно, сабли носили лишь лучшие из лучших Сатиров. Мефодий понятия не имел о профессионализме вышедших с ним на бой фехтовальщиков, но то, что их было трое, не позволяло относиться к врагу с легкомыслием. И перед тем как начать выяснение, чьи же слэйеры крепче, акселерат до подбородка застегнул замок на куртке, в материал которой были вплетены люциферрумовые волокна – один из последних подарков смотрителя Сатаны исполнителям.
Пронзительный клич Сатиров пронесся по лишенным переборок коридорам уровня «Ц», отражаясь от бетона вибрирующим эхом. Мефодий не обратил на это ни малейшего внимания, так как был занят дополнительной адреналиновой подкачкой, превращавшей его кровь в настоящий электролит, что заставил бы поперхнуться самого графа Дракулу.
Три сабли небожителей завращались и образовали сверкающие круги, угрожая измельчить наглого рефлезианца в фарш. В ответ Мефодий раскрутил слэйеры и противопоставил клинкам Сатиров две защитные полусферы – прием, доступный лишь быстрому акселерату. Сабли врага отскочили от полусфер, после чего исполнитель обратил полусферы в одну сплошную сферу и бросился на противников.
Теперь защищаться пришлось Сатирам. Звон слэйеров и сабель слился в непрерывный. Искры при этом не высекались – прочный люциферрум не крошился, – но нечто похожее на электрические разряды изредка пробегало от клинка к клинку. Два вида оружия, рожденного на Земле и в Космосе, реагировали на столкновение друг с другом не менее агрессивно, чем его владельцы.
Мефодиева куртка-кольчуга, подаренная Сатаной, оказалась весьма своевременным приобретением. Сабли небожителей рассекали джинсовую ткань-камуфляж, но пробить защитную люциферрумовую подкладку не могли. Чего остерегался Мефодий, так это подставлять под удары ноги и голову, которые защитить было нечем. Люциферрумовые кепки и брюки существовали пока лишь в планах Сатаны; на данный момент исполнители только-только сменили прикрепляемые к запястьям слэйеры на встроенные в одежду – веяние сурового времени повальных обысков.
Отрубленная рука юпитерианца с зажатой в ней саблей отлетела к стене и не успела упасть на пол, как вслед ей пушечным ядром устремилась срубленная с плеч голова Сатира. Акселерат рассвирепел не на шутку.
В три клинка Сатиры еще умудрялись с грехом пополам атаковать, в два им приходилось заботиться в основном о защите. В битве возник своеобразный паритет – два слэйера против двух сабель. Мефодию стало полегче дышать, однако не настолько, чтобы делать это полной грудью.
Стены, потолок и остатки переборок на месте жестокой рубки были посечены как после разрыва осколочной гранаты. Крошки бетона разлетались от шальных ударов дерущихся подобно шрапнели, пыль повисла в коридоре непроглядной завесой. Грохот и звон металла были слышны, наверное, даже на спящих улочках Старой Ниццы, жители которой и не догадывались, что где-то под землей идет сейчас смертельная битва между миротворцами и рефлезианцами. Две «непримиримые расы» продолжали вести друг с другом беспощадную войну.
Сражение кипело вовсю, когда та самая дверь, к которой сквозь бетон, свинец и сталь пробирался Мефодий, неожиданно распахнулась. В дверном проеме показался худосочный патлатый парень, мгновенно опознанный Мефодием как Жак Бриоль. Виновник хаоса был крайне напуган и, кажется, решил больше ни минуты не задерживаться в этом грохочущем аду.
Попытка Жака к бегству невольно погубила его охранников. Сатиры немедленно ринулись к двери, дабы не выпустить своего подопечного в коридор. При этом они старались не утратить контроль над атакующим их Мефодием. Заминка, даже такая непродолжительная, стала для юпитерианцев фатальной – акселерат хладнокровно зарубил обоих на глазах пленного аспиранта.
