– Нам надо срочно наверх! – подвел итоги осмотра Мотыльков, на всякий случай заглянув в пролом. – Дуем к лифтам!..
Лифты, к счастью, функционировали.
– Какой этаж? – потребовал уточнения Степан, задержав палец над кнопкой.
– Я разглядел в дыру на верхних уровнях такие же проломы, – ответил Мотыльков. – Ублюдок где-то в верхних офисах, если вообще не слинял из здания.
– Значит, наверх!..
Ублюдок действительно был еще здесь. Едва створки лифта разъехались, как содировцы тут же засекли диверсанта в конце коридора – точно на линии прямого выстрела.
Рефлезианец замер без движения, привалившись лопатками к стене и растопырив руки с зажатыми в них мечами. Его словно распяли, даже лицо мерзавца перекосило в откровенно мученической гримасе. Стажеры не могли видеть из лифта главный коридор целиком, где их врага странным образом парализовало, а потому причина этого явления была для них необъяснима. Складывалось впечатление, что у рефлезианца иссяк заряд аккумуляторов и он просто взял да застыл в той позе, в которой застало его отключение питания.
Что-то здесь было не так, но вот что? Полковник Мотыльков, закаленный в горниле чеченских войн железный профессионал, нутром чуял подвох. На своем боевом веку он не раз сталкивался с вражеской тактикой, когда под убитого подкладывается взведенная граната и при любой попытке пошевелить тело происходит взрыв, уносящий новые человеческие жизни. В вопросах военной осторожности полковник являлся законченным параноиком, и этого у него было не отнять.
«Спокойно, Степан, – хотел было сказать Мотыльков. – Не суетись! Для начала подойдем поближе, осмотримся; сам знаешь, где обычно лежит халявный сыр…»
Со своим советом полковник опоздал ровно на полсекунды. Взвинченные нервы Степана сорвались, едва только он увидел невдалеке от себя неподвижного и словно провоцирующего его на выстрел рефлезианца.
– Попался, гад! – злорадно прокричал Степан, вскидывая к плечу ружье. – Получай!..
Выстрел мощного оружия в тесной кабине лифта вбил в голову Мотылькова, и без того гудящую, очередной тупой костыль боли. Тяжелая пуля размером с коньячную рюмку устремилась к цели, почему-то оставляя за собой густой дымовой шлейф…
«Вот дьявол! – успел подумать Мотыльков. – Она ж, бестия, не резиновая! Заряды газовые!»
Хорошо это или скверно, Сергей Васильевич не имел в тот момент ни малейшего понятия…
Как и следовало ожидать, атака Мефодия на Ареса и Артемиду чем-то смахивала на неосуществленную попытку Семена Михайловича Буденного порубать шашками фашистские танки; не осуществленную к счастью для легендарного командарма и его репутации. Акселерата собственная репутация волновала мало, поскольку здесь до нее никому не было дела.
Арес ответил на отчаянный выпад Мефодия легким гравиударом и отбросил его назад, к Артемиде. Артемида не дала исполнителю брякнуться на пол, прижав его гравиударом к стене настолько сильно, что пластиковые панели за спиной акселерата пошли трещинами. Мефодий постарался преодолеть исходящую от юпитерианки невидимую силу, но едва сумел оторвать лопатки от стены, как повторный гравиудар Ареса снова вбил его в хрупкий пластик.
Юпитерианцы не били исполнителя мощными – боевыми – гравиударами, они только обездвижили его легким телекинетическим воздействием. Рефлезианец, начисто лишивший миротворцев их подопытного материала, обязан был заплатить компенсацию за причиненный ущерб, причем никакие иные выплаты, кроме его собственного тела, небожителей не устраивали.
Непреодолимая сила растопырила руки Мефодия, перекосила лицо, сдавливала грудную клетку и мешала дышать. Тело его болезненно ныло. Ощущение было таким, будто акселерата медленно вдавливают в асфальт тяжелым катком.
Прямо напротив прижатого к стене Мефодия, в конце короткого бокового коридорчика, отворились раздвижные двери, выпустив из лифта две фигуры с оружием наперевес. Исполнитель понял, что к юпитерианцам прибыло долгожданное подкрепление. «Вот навалятся сейчас всем скопом и уволокут господина Ятаганова обживать новенькую «пробирку», – с отчаянием подумал обездвиженный акселерат.
Грохот сотряс коридор, и из лифта по направлению к Мефодию понеслось нечто округлое – не то крупная пуля, не то маленькая граната. За летящим предметом тянулся густой дымовой след.
«А это еще зачем?» – мелькнуло в мыслях исполнителя, прежде чем странный предмет саданул ему в живот, к счастью надежно защищенный курткой-кольчугой. И только когда получил под дых, сообразил: оперативники со своей позиции попросту не видели, что рефлезианец уже схвачен, а иначе зачем было лупить по нему из ружья?
У Мефодия перехватило дыхание, но не от слезоточивого газа, а от тяжелого удара в живот. Газовый контейнер отскочил от акселерата и завертелся на полу, наполняя коридор густыми клубами газа. Сквозь полупрозрачную пелену исполнитель сумел узнать в кабине лифта полковника Мотылькова и его напарника. Очухались, значит, терминаторы! Молодцы! Гвозди бы из вас делать!
Однако героические борцы с рефлезианцами допустили халатность, поскольку противогазов на них не наблюдалось. А газ с шипением клубами валил из контейнера, и запас его в маленькой емкости казался просто неиссякаемым…
Как выяснилось через мгновение, полковник Мотыльков и его напарник совершили не обычную халатность, а злостную: такую, за которую любой Устав карает по полной строгости, невзирая на чины и послужные списки. Сами того не желая, земляне сорвали миротворцам захват рефлезианского диверсанта.
На Артемиде и Аресе слезоточивый газ сказался самым пагубным образом. С чем было связана повышенная чувствительность к нему небожителей – непонятно. Однако способные дышать в гораздо более агрессивных средах, юпитерианцы отреагировали на слезоточивый газ весьма непредсказуемо и бурно. Настолько бурно, что даже забыли о захваченном ими рефлезианце.
Слева от Мефодия в заполонивших коридор облаках раздавался астматический кашель Ареса, справа по-лошадиному фыркала Артемида. Чем занимались юпитерианцы, разглядеть было сложно – по-видимому, спешно бросились на поиски свежего воздуха. Судя по грохоту, Арес ради глотка кислорода решил пробить в здании дополнительный вентиляционный тоннель. Впрочем, исполнителя судьба юпитерианцев уже не интересовала. Все, что он на данный момент понимал, – их телекинетическое воздействие прекратилось, и он снова свободен.
Жак Бриоль выдавал себя в клубах газа громким кашлем. Бедолага-аспирант совсем растерялся – где теперь свои, где чужие? – так и продолжал беспомощно валяться на полу и закрываться от газа рукавом. Ухватив кандидата за плечи, Мефодий поставил его на ноги, коротко бросил: «Не открывай глаз и держись за меня», – а затем вышиб ногой дверь ближайшего кабинета и увлек Жака за собой.
Вырезанная оконная решетка упала на брусчатку и громко зазвенела. Сначала акселерат вытолкал из окна аспиранта, затем выскочил сам. «Проулок! – определил он свое местоположение. – Парадный вход за углом».
