Полковник ощущал себя дома будто в гостях, опасаясь помимо подслушивающих устройств, еще чего-нибудь, похожего; миниатюрных видеокамер, например. Даже в супружеской постели Сергей Васильевич ощущал себя неуютно, нервничал, чем пугал супругу Зинаиду. Пришлось объяснить ей свою нервозность плохим самочувствием. Подобная отговорка, бесспорно, была не к лицу бравому полковнику, но ведь не скажешь жене, что их квартира под наблюдением? Решит, что под старость лет Сережа умом тронулся от своей опасной работы.
Не жизнь, а черт знает что!
Мотыльков пробыл на бюллетене чуть больше месяца. Связка на ноге зажила, и вместо костылей он теперь пользовался тростью. Выйдя на службу, Сергей Васильевич обнаружил, что работать ему никто не запрещает, а мнительный миротворец-бульдог, чье лицо уже стало сниться Мотылькову в кошмарах, отбыл назад в свою карибскую резиденцию.
Полковник удостоил благодарности заместителя за проделанную в свое отсутствие работу, хотя ничего интересного с тех пор, как руководитель отбыл в командировку, в Староболотинске не произошло. Как обычно, было арестовано несколько подозреваемых, оказавшихся простыми мелкими уголовниками. Одна попытка задержания провалилась. Оперативники утверждали, что сбежавший рефлезианец – настоящий; имелись описание и приметы.
Мотыльков принял дела, после чего сразу же затребовал от командования средства на закупку компьютеров и подал заявку, чтобы в староболотинский отдел направили несколько толковых программистов. Следовало также позаботиться об организации в отделе приличной лаборатории и формировании нового арсенала. Что ни говори, а помимо синяков, ушибов, порванной связки и уймы прочих неприятностей, Мотыльков привез из стажировки и кое-какой опыт.
Постепенно особисты охладели к руководителю староболотинской СОДИР и перестали докучать ему предложениями заглянуть на чашку чая и рассказать о французских приключениях. Неизвестно, занимались ли они еще прослушиванием квартиры Сергея Васильевича, но по крайней мере черная «Волга» из-под его балкона исчезла бесследно.
– А где комитет по встрече? – с наигранной обидой произнес Мигель при выходе из самолета в староболотинском аэропорту Горностаево. – Где фанфары, цветы, почетный эскорт, красная ковровая дорожка?
– Тоже мне знатная персона! – проворчала Кимберли, недовольная не столько очередным паясничанием Мигеля, сколько хмурой староболотинской погодой.
– Подождите, сеньорита, – бросил ей в ответ мастер, поднимая воротник плаща – накрапывал дождик. – Вот доживете до моих лет, тоже начнете требовать к себе уважения… Кстати, кто мне наконец объяснит, какого дьявола нас опять занесло в эту дыру?
– Всему свое время, – уклонился от ответа Мефодий, согласно приказу Главы Совета хранивший истинные цели их возвращения в Староболотинск в тайне. – Для начала свяжемся со своими.
– Похоже, тебе, молодой человек, доверили нечто такое, чего не доверили нам, – подозрительно сощурился мастер. – Ну-ка посмотри мне в глаза и скажи, прав я или нет!
– Ты всегда прав, – поспешил заверить его акселерат. – Пока мы лишь проводим рекогносцировку местности и контроль за внедренным агентом, поэтому, если хочешь, считай это отпуском.
– В Ницце работаем, в Сибири отдыхаем, – с усмешкой заметила Кимберли.
– Хорошо хоть в Сибири, а не в Гренландии, – добавил Мигель.
На выходе из аэропорта всем им осмотрели руки – повсеместная процедура поиска рефлезианцев по закрепленным на запястьях мечам. Однако в европейских странах она с недавних пор не применялась, поскольку перестала давать результат: рефлезианцы больше не носили мечи в рукавах. Новые слэйеры, вделанные прямо в одежду, можно было определить только молекулярным анализом. Глобальное исполнительское перевооружение, чем так долго и усердно занимался смотритель Сатана, свершилось. Отныне устаревшие, одевающиеся на запястья люциферрумовые клинки можно было найти лишь в лабораториях спецслужб наподобие СОДИР или «Сумеречной Тени».
Смотритель Свенельд, бывший помощник Гавриила на посту куратора Пятьдесят Пятого сектора, а ныне сам ставший куратором, за прошедшие полгода изменился ровно настолько, насколько могут измениться за те же полгода камни Стоунхеджа. Седобородый старец Свенельд, помнивший времена, когда землекоп еще не умел плавить железо, и его исполнители работали сегодня под вывеской фирмы, торгующей оргтехникой.
– Агент прибыл на место, но сейчас отстранен от работы, – сообщил Свенельд акселерату и его спутникам. – Сидит дома на бюллетене. Однако мои люди уверяют, что, куда бы агент ни шел, за ним повсюду следят; возле квартиры также отирается группа наблюдения.
– Все идет по плану, – ответил на это Мефодий. – Смотритель Гавриил предупреждал, что так и будет. Вот если бы нашего полковника упекли за решетку, тогда действительно стоило бы поволноваться… – И с содроганием вполголоса добавил: – Поволноваться в первую очередь мне – отправили бы за ним как специалиста по эвакуации.
Свенельд понимающе качнул своей снежно-седой головой – он был уже в курсе, чем знаменит сидящий перед ним исполнитель, имеющий уникальное звание акселерат. Когда Свенельд видел Мефодия в последний раз, тот именовался новобранцем, а теперь ради него самого мастера сместили с верхушки служебной исполнительской пирамиды.
– Что-то я не уразумею, кто в вашей группе старший, – озадаченно произнес Свенельд, обращаясь к акселерату. – Теоретически должен быть ты, но в ваших головах такая сумятица, что я, если честно, просто запутался.
Сегодняшний высокий статус действительно давал акселерату право командовать даже мастерами. И чего греха таить, господин Ятаганов с удовольствием бы покомандовал, если бы не одно «но» – понукать Мигелем ему не позволяло элементарное уважение к его возрасту, а понукать Кимберли Мефодию в голову не приходило. Поэтому отношения в их команде складывались по этаким дружественно-демократическим принципам: Мигель, как самый опытный, отвечал за планирование действий, акселерат выступал главной ударной силой, Кимберли осуществляла прикрытие, техническую поддержку и связь. Право решающего голоса Мефодий, однако, не доверил никому, но до сего дня поводов не соглашаться с друзьями у него не было. То, что они обычно предлагали, являлось вполне разумным и своевременным.
– У нас нечто наподобие военного совета – каждый отвечает за свою область, решения принимаются сообща, – ответил Мефодий, даже не зная, как Свенельд отреагирует на подобное заявление, ибо понятие «военный совет» среди исполнителей противоречило всем общепринятым нормам.
Свенельд многозначительно ухмыльнулся в свои кустистые белые усы, но не разгневался.
– Да, новые времена, новые звания, новые взаимоотношения… Когда-то за такие своевольные слова я бы наложил на тебя дисциплинарное взыскание, но сегодня… И правда, какое ты имеешь моральное право ровнять по струнке тех, кто еще твоих прапрабабушек в пеленках видел? Бесспорно, твои успехи впечатляют – там, где раньше требовался взвод мастеров, ты проходишь с улыбкой на лице, но война войной, а уважение уважением… Я вижу, что именно тебе смотритель Гавриил доверил нечто важное, поэтому старшим вашей группы я буду считать тебя, а там уж сами решайте, военный совет у вас или диктатура.
