– Спокойно, полковник! – полушепотом зашипел незнакомец, который незнакомцем вовсе не являлся, а был тем самым рефлезианцем, что основательно подпортил Мотылькову последний день французской командировки. – Спокойнее, пожалуйста, а то разбудите жену!
Мотыльков с черенком в боевой стойке шаолиньского монаха, владеющего искусством фехтования посохом, замер на месте, готовый в любой момент доломать свое надтреснутое оружие о голову рефлезианца. Полковник не атаковал врага по одной-единственной причине: он знал, чем это для него закончится, а падать с четвертого этажа в одних трусах и без страховки было неинтересно.
– Чего тебе надо? – злобно сверкая глазами, таким же полушепотом, только грозным, поинтересовался Сергей Васильевич. – Предупреждаю: если тронешь меня или жену!..
– Клянусь: не трону! – заверил рефлезианец, повернулся к Мотылькову боком и, игнорируя его агрессивную позу, облокотился на перила балкона. – И прежде всего хочу попросить прощения за то, что избил вас на корабле. Поверьте, это было сделано для вашего же блага.
«Блага?!» – хотел было возмутиться Мотыльков, но, подумав, все-таки согласился: прибудь он из плена целехоньким, проблем и нежелательных расспросов было бы куда больше.
– Да, именно блага! – повторил рефлезианец. – От вас же отстали в конце концов?.. Да бросьте вы вашу палку, мою голову вы ею все равно не пробьете.
Мотыльков покосился на черенок – наверное, со стороны он с этой палкой и впрямь выглядел забавно, – после чего наконец решился и выбросил его в кусты под балконом. Затем трясущимися руками взял с подоконника пачку и выудил оттуда новую сигарету.
– Дайте-ка и мне, – попросил рефлезианец. – Так сказать, выкурим с вами на пару символическую трубку мира.
С угрюмой миной на лице Сергей Васильевич протянул пачку и зажигалку незваному гостю, который, как говорили издревле на Руси и под чем готов был подписаться сегодня Мотыльков, оказался хуже татарина. Если в этот момент где-то внизу, в кустах, засел особист с видеокамерой, то-то веселый выдастся завтра денек…
Рефлезианец чиркнул зажигалкой, прикурил, однако затянулся неумело – сразу было видно, что вредная привычка землян была ему чужда.
– Так зачем пожаловали, благодетель вы мой? – с нескрываемой враждебностью спросил Мотыльков. – По-моему, все вопросы между нами мы прояснили еще в море – я своих не сдаю!
– Ничуть не сомневаюсь, товарищ полковник! – так же пылко заверил его рефлезианец, только заверение его больше смахивало на издевку. – А на все ваши вопросы я отвечу через несколько секунд… если, конечно, у вас еще возникнут ко мне какие-нибудь вопросы.
После этих слов он неожиданно и шустро приблизился к Мотылькову и беспардонно ткнул зажженной сигаретой ему в запястье. Полковник не успел даже вздрогнуть – не то чтобы выругаться или дать отпор, – а рефлезианец уже нажимал пальцем ему за ухом, после чего, словно соревнуясь с полковником в скорости реакции, добавил ему весьма болезненный щелчок по носу.
Проделав свои беспардонные штучки, рефлезианец отскочил в дальний угол балкона и, внимательно наблюдая за реакцией Сергея Васильевича, произнес:
– Надеюсь, ничего не перепутал и вы не впадете в кому. А то за ваше драгоценное здоровье моему может точно не поздоровиться…
Сознание Мотылькова словно рухнуло в глубокую пропасть и понеслось по ней, то замедляя свой полет, а то наоборот – ускоряя до безумных скоростей. Ноги отказались подчиняться полковнику, и он, тяжело дыша, опустился на колени. Непроглядная мгла затянула все перед глазами, а в ушах стоял не то свистящий рев, не то ревущий свист, сквозь который, как сквозь вой аэротурбины, не пробивался ни единый звук окружающего мира.
Мотыльков решил, что умер и теперь падает прямиком в ад. Безусловно, праведником он не являлся и на райские кущи не претендовал, но все равно было немного обидно угодить после смерти туда же, куда он, будучи командиром спецподразделения, успел спровадить немало кровожадных ублюдков.
Нет справедливости ни на этом свете, ни на том…
По каким-то причинам ад Мотылькова не принял. Может, не было там пока свободного места, а может, начался сезон отпусков и заниматься душой полковника было просто некому. Что его кандидатуру завернули, он понял, когда снова ощутил себя в прежней шкуре, стоя на коленях и стискивая прутья балконных перил. Удивительно, но ясность в голове после непонятного припадка была такая, словно Сергей Васильевич все прошедшие дни расслаблялся где-нибудь за городом, а не терзал голову служебными хлопотами.
И вот тут началось самое интересное!
Мотыльков поднялся с колен, но не бросился в драку на подпалившего его сигаретой рефлезианца (он даже в мыслях не назвал его рефлезианцем; не назвал, потому что четко знал, кто сейчас перед ним и как его зовут), а спокойным тоном произнес:
– Виноват за неподобающий вид. Знал бы, что зайдете, непременно бы оделся.
– Ничего-ничего, – отмахнулся исполнитель Мефодий, как оказалось, вполне симпатичная личность и стопроцентный человек. – Я ненадолго, только проверить, как вы себя чувствуете, агент Сергей.
– Чувствую себя нормально, каких-либо приказов на данный момент не выполняю, поэтому докладывать совершенно не о чем, – отрапортовал Мотыльков. – Разве что по независящим от меня причинам напугал сегодня агента Пелагею, но если бы вы меня загодя предупредили…
– С агентом Пелагеей все в порядке. Она вас сразу раскусила, поэтому спасибо – мы уже в курсе.
– Однако в следующий раз вам надо быть поаккуратней, – порекомендовал Мотыльков представителю своего нового, теперь уже истинного командования. – Я ведь мог натравить на нее завтра весь свой отдел.
– Обязательно будем аккуратней, Сергей Васильевич, – пообещал Мефодий. – Так, значит, говорите, застоялись без приказов, как жеребец без скачек? Ну хорошо, вот вам первый приказ…
Купленные Мефодием утренние газеты лишний раз подтвердили полученные не так давно от агента Сергея сведения: «Наконец-то Земля удостоилась великой чести. Впервые со дня вхождения планеты под эгиду миротворцев Вселенной получено документальное подтверждение, что осенью на нее прибудет с официальным визитом Председатель Сената миротворцев, многоуважаемый господин…» И далее имя сего господина, занимающее несколько строк и не остающееся в памяти даже после многократного прочтения.
Восторженные заголовки занимали половину газетных страниц. Цепная реакция, что существовала не только в ядерной физике, но и в информационном мире, началась. Когда Мефодий прибыл в «контору», телевизор в комнате для совещаний уже передавал более свежие и подробные новости.
– Дождались! – лаконично прокомментировал последние известия Мигель. – Скажи, акселерат, в этом городе есть хоть одна приличная гостиница, приспособленная для гостей вселенского уровня?
– К нам из правительства лишь раз в десять лет делегации наведываются, а ты о Юпитере толкуешь! – ответил Мефодий.
