Прямо в свои собственные глаза.
Глава XVII
Опять Сентябрь
в которой две Сентябрь и два виверна обнаруживают два возможных пути вперед
Сентябрь смотрела на себя снизу вверх.
Сентябрь смотрела на себя сверху вниз.
Только это была не она, не совсем она. Маленькой, плоской Сентябрь с серебристым лицом, что тянула ее за рукав, было ровно пять лет, на ней было пышное платье с кружевной юбочкой, которое она хорошо помнила. Там еще под поясом была прореха. Раньше оно принадлежало ее старшей кузине. Это было пасхальное платье, желтое, по-весеннему солнечное. А пояс был ярко-зеленым. Она запомнила это, потому что края прорехи царапали кожу, когда ей приходилось сидеть смирно между папой и мамой, позируя фотографу на Рождество. Теперь же это платье, черно-белое, как на снимке, что до сих пор стоял на каминной доске у них дома, было надето на такую же черно-белую девочку, которая смотрела на нее выжидающе.
– Привет! – сказала маленькая Сентябрь.
Большая Сентябрь не знала, что ответить.
– Ну, разве мы не похожи? – спросила ее младшая копия. – Я видела, как ты бежишь, – очень быстро! Если не притормозишь, упадешь!
Аэл смотрел на дитя с умилением.
– Откуда ты взялась? – спросил он. – О, на тебе обе туфельки. Вот молодец!
Маленькая Сентябрь махнула рукой назад через плечо – сквозь несколько просвечивающих слоев фотографий, будто сквозь стекло, Сентябрь увидела своих родителей. Рука отца обнимает мать, рука матери вытянута, чтобы коснуться волос дочери, как на той фотографии дома в бронзовой рамке на камине. Она хотела пойти к ним, побежать к ним, рассказать им обо всем, что случилось, показать им свои шелка, чтобы… чтобы они увидели ее, увидели ее настоящей, какой она бывает в Волшебной Стране. Не школьницей, а Профессиональным Революционером с молотком на ремне и планами в кармане.
– Поиграй со мной! – заныло дитя. – Пойдем в мою комнату и будем играть в грабителей. Я очень хорошо умею грабить.
На это Сентябрь только слабо улыбнулась. Чувствовала она себя совсем нехорошо. Разговор с самой собой вызывает ужасную головную боль.
– Я не могу, – тихо ответила она. – Но я уверена, что ты – хороший грабитель.
Маленькая Сентябрь состроила гримаску.
– Взрослые – самые плохие люди, – сказала она доверительно. – А у тебя на лице что-то. – Кисти рук Сентябрь уже почти полностью исчезли, остались только бесцветные култышки на запястьях. Ей начало казаться, что вся она очень тонкая и горячая.
Дитя посмотрело на Субботу большими черными глазами.
– Привет, – сказала она застенчиво. Марид улыбнулся ей от уха до уха, ни на дюйм меньше.
– Так это и бывает, – сказал он возбужденно. – Когда глядишь на самого себя, но помоложе. Со мной так же было. И со всеми маридами бывает. Сначала голова кружится, но это нормально, не беспокойся. Ты сейчас чувствуешь то, что чувствовал другой Суббота, когда смотрел на меня, или то же, что я чувствую, когда встречаю самого себя крошечного, бегающего по берегу в поисках вервалов.
Сентябрь нахмурилась.
Суббота раскинул руки.
– Ты только посмотри на нее. Только посмотри, – умолял он.
За спиной маленькой Сентябрь мелькнула огромная тень. От-А-до-Л смотрел на нее онемев, не в силах оторвать глаз. Он начал переминаться с лапы на лапу, и еще до того, как это произошло, Сентябрь уже знала, что сейчас он дохнет огнем – горячий белый всплеск, похожий больше на сработавшую фотовспышку, чем на пламя.
У маленькой Сентябрь тоже был свой виверн.
Его темная чешуя отливала изящными серебряными узорами; грудь – жемчугом, а крылья чернели как две кочерги. Вдоль всей спины ощетинились костяные пластинки, как у стегозавра, – по ним можно отличить девочку-виверна от мальчика. В огромных серебряных глазах плясало пламя, а когти скребли, будто рвали бумагу. Маленькая Сентябрь хихикнула и подняла руки; ее виверн ткнулся в нее носом.
– Привет, Сен! – пророкотал другой виверн и снова боднул дитя огромной длинной мордой.
От-А-до-Л смотрел на обеих Сентябрь снизу вверх. Сам он был размером с лису, взрослую, сильную и гибкую, но даже такие лисы не очень-то велики. На его маленьких крыльях занялись ужасные темные пятна, дымясь по краям, как дыры в кинопленке.
– Я нашла ее на фотографии, которая называлась «Фантастические ящерицы со всей Волшебной Страны собрались на Ежегодный Пикник!», – тщательно процитировала маленькая Сентябрь. – Ее зовут Еррата. Ну разве не забавное имя?
– Оно начинается с Е, – прошептал От-А-до-Л. Его голос стал еле слышным и высоким – ничего похожего на рокочущий бас, который так любила Сентябрь. Не выдержав, она подняла От-А-до-Л на руки и прижала к себе, как она делала дома со своей приставучей собачкой, когда та боялась грозы. Однако ее почерневшие, тлеющие руки провалились в пятна, прожженные на груди Аэла, и ей пришлось удерживать его предплечьями.
– Тебе нельзя здесь оставаться, – сказал Тюгерротип. – Ты сгоришь дотла. – Он разжал лапу, в которой все еще держал спусковую грушу от своей камеры.
– Нет, подожди! – пискнул Аэл. – Кажется, меня еще никогда не фотографировали, так что меня здесь не останется, зато здесь есть она, а я так редко встречал других вивернов…
– В Стране Фотографии нас довольно много, – протрубила Еррата сильным и низким голосом. – Людям нравится фотографироваться на нашем фоне, хотя я понятия не имею почему.
– Но останется ли мое фото здесь, когда сам себя фотографируешь? – спросил Аэл затаив дыхание.
Чешуя Ерраты полыхнула еще более темным угольным оттенком.
– Я буду рада показать ему Негативные Сады, – сказала она. – У тебя очень приятное пламя, хотя ты и не велик, но я тебя не осуждаю. Не имею такой привычки.
– Я проклят, – вздохнул Аэл.
– В брачный сезон часто так себя чувствуешь, – согласилась Еррата, сворачивая в кольцо и снова разворачивая свой серебряный хвост.
– Брачный сезон?
– Конечно, ты не знал?
– Меня воспитала Библиотека, – пискнул Аэл, как бы оправдываясь.
Леди-виверн пожала сильными плечами.
– Пламя всегда внутри нас, но, когда приходит время откладывать яйца и танцевать, совсем незачем сжигать свое сердце. Пламя надо выпустить наружу.
– Нас надо выпустить наружу, – взмолился Суббота. Его лицо стало почти неразличимо, нос, глаза, щеки – все поглотило облако чернильной темноты.
– Погодите! – закричал Аэл. Хвост его пожух до полной темноты. – Сколько длится брачный сезон?
