Но воинская удача переменчива. Обнадежив хана своим продвижением вперед, правый фланг снова замер. Но снова пошел вперед центр.
Лицо Тохтамыша просветлело. Хорошо, прямо сердце радуется! А ведь были сомнения — даже страх перед Тимуром, перед столкновением.
С левого фланга снова прибыл гонец с просьбой о помощи.
Хан бросил один из туменов резерва под командованием Бектута на помощь. Меж тем центр его войска замер, увяз в сече.
Тохтамыш решил додавить уже порядком уставшую конницу Тимура, добавить свежие силы. Пусть и бек Ярык-оглан проявит себя, покажет мощь своих воинов.
Хан махнул рукой, бунчук знаменосца тут же взметнулся вверх. Взревела труба. Тумен Ярык-оглана стремительно рванулся вперед. «Сейчас в ряды моих ордынцев вольются свежие силы, напор усилится, и я опрокину центр Тимура!» — был уверен Тохтамыш. Он самодовольно потирал руки. Хан не сомневался — свежие силы резерва на левом фланге и в центре позволят остановить напор гулямов. Наблюдая за развитием событий, хан встал с подушек и невольно подался вперед. «Ну, еще немного — и гулямы дрогнут, побегут!»
В ожидании перелома в ходе битвы Тохтамыш то вскакивал в нетерпении, то усаживался вновь.
Один из незадачливых слуг поспешил вынести на серебряном подносе сушеный урюк — любимое лакомство хана и чашку с кумысом. Ударом ноги хан выбил из рук слуги поднос.
— Убирайся прочь с моих глаз, — завопил он, — а не то я превращу тебя в чучело!
Перед ним разворачивалось захватывающее, пьянящее действо, с которым не сравнится ни одна охота.
К холму подскакал гонец, соскочил с лошади и упал перед ханом на колени.
— О, великий хан!
— К ифриту словоблудие, говори! — Хан вперился в гонца раскосыми глазами.
— Меня послал бек Ярык-оглан. Его воины видели в сече самого Тимура! Он дерется как лев!
— Окружить, выбить оружие из рук, но не убивать! Захватить живым!
Гонец умчался, а хан возликовал.
Велик Аллах! Стало быть, у Тимура, как и у него, нет резервов, и эмир сам кинулся в бой, чтобы вдохновить своих воинов. Надо непременно взять его живым, после боя и победы посадить на повозку в клетку и возить по всем улусам Орды, не пропуская ни одного города или стойбища. И тогда имя Тохтамыша, победителя Железного Хромца, будут воспевать поэты и певцы, о нем будут слагать легенды и передавать их потомкам.
— Нет, поеду — посмотрю сам. Не дай Аллах, эти ополченцы, пропахшие овцами, ухитрятся ранить или даже убить Тимура! Только не это! Плененный живой Тимур — это вершина победы!
Хан махнул рукой, и ему подвели оседланного коня. Едва он съехал на ней с холма, по бокам и сзади пристроились телохранители. Числом более трехсот, набранные из кыпчаков, опытные, хорошо вооруженные, они были способны противостоять тысяче отборных воинов. Хан надеялся на них.
Не оглядываясь, Тохтамыш подстегнул лошадь — он знал, что кыпчаки следуют за ним.
Вот и плотное скопление ордынцев.
Вперед вырвался начальник отряда телохранителей.
— Расступись! Дайте дорогу великому хану!
Как его услышали в таком шуме, непонятно, но еще удивительнее — как смогли конники раздвинуться в толчее, освободить узкий, шириной в две идущие рядом лошади, проход.
Хан, немного снизив скорость, проехал вперед. Его бунчук, поднятый вверх телохранителями, заметили. Слева и справа, сзади раздался дружный рев: «Сурен!»
«Все правильно, — подумал хан, — своим появлением я воодушевлю уставших от битвы воинов, дам им новые силы!»
Вот уже довольно близко выкрики, звон стали.
Обогнав хана, вперед вырвались несколько телохранителей и заработали саблями, рубя гулямов.
Тохтамыш привстал на стременах, пытаясь увидеть бунчук Тимура. Хан понимал — к нему надо пробиваться, вот кто его противник! Эмир уже не молод, не чета ему, хану Тохтамышу, а в сабельном бою долго не продержится. Даже если не удастся взять его в плен, а зарубить в честном бою — слава будет не меньшая. Может, так даже и лучше. Потеряв своего эмира, воины Тимура уже не смогут сражаться так стойко, а то и побегут.
Все это пронеслось в голове хана за мгновение. Он не был бы таким влиятельным властителем Орды, если бы не просчитывал наперед исходы своих действий.
Вот впереди его телохранитель столкнулся с гулямом, круп коня которого был покрыт шкурой ягуара. Видел уже хан таких, когда жил у Тимура в гостях, пережидая изгнание. Стало быть, не соврал гонец: где телохранитель владыки — там ищи рядом и эмира.
Но дальше пошло наперекосяк. В скоротечной схватке гулям сразил ордынца и продолжал пробиваться к хану, увидев и распознав его бунчук. К нему тут же присоединились другие гулямы, перекрикиваясь на узбекском наречии.
Удивленный хан привстал на стременах: «Где же Тимур? Ведь его телохранители — вот они, совсем рядом!»
О шлем его тут же ударила стрела, не причинив, впрочем, вреда и уйдя в сторону. Слишком заметная цель — золоченый шлем. А потом и вовсе не до Тимура стало, потому как гулямы надавили сильно. Как многорукие Шивы, они работали саблями. И плохо становилось тому, кто волею случая оказывался рядом. Сабли гулямов сверкали полукругом, отрубая татарам руки, головы, пробивая кольчуги.
Телохранители окружили хана; прикрывая его своими телами, протолкались назад и вывели Тохтамыша из массы войск в степь.
Видя жесткие лица преданных телохранителей, Тохтамыш не нашел ничего другого, кроме как попытаться оправдаться:
— Мое место — в ставке, надо руководить боем. Я же, как мальчишка, бросился в сечу.
А у холма его уже ожидали гонцы. И почти каждый передал донесение о больших потерях и просьбу о помощи. А где ее, эту помощь, взять, если резервов уже нет? Оставалось одно: перегруппировать отряды, из вторых линий перебросить воинов на другие участки, на линию соприкосновения.
Мгновенно прикинув, какие тумены можно заменить, хан отдал приказ. Уже потом, поздним числом, оценивая и анализируя ситуацию, пытаясь понять — где, в чем, когда он совершил роковую ошибку, Тохтамыш понял — когда приказал перегруппировать войска в разгар боя.
С одного фланга тумены уходили на другой и наоборот, а это требовало времени. В результате фронт на некоторое время ослаб, дрогнул. Да еще беки, мурзы и эмиры чего-то не поделили между собой. Как верна народная поговорка: «Коней на переправе не меняют».
Гонцы умчались, и вскоре хан увидел, как тумены начинают перемещаться с одного фланга на другой. На какое-то время после передислокации фронт замер, застабилизировался.
Хан уселся на подушки, неотрывно наблюдая за ходом боя. Битва шла почти весь день, но есть не хотелось — впечатлений было предостаточно. Хан даже потерял ощущение времени.
Но что это? Хан не поверил своим глазам и в тревоге вскочил. С правого фланга отделился большой отряд всадников и стал удаляться от места боя в степь. Измена? Ведь казалось, после боя с Тимуром при Кондурче, когда на сторону Хромца перешел Идигей со своими воинами, когда подкупленный знаменосец в решающий момент боя уронил знамя, вызвав панику, хан каленым железом выжег крамолу, казнив некоторых беков и мурз. Неужели опять?
