Сото приземлился на полусогнутые ноги, но не устоял и, вылетев из страховочных приспособлений, закувыркался по мосту, раздирая одежду. Голова, защищенная каской, несколько раз крепко стукнулась о булыжники. Лишившийся пилота аппарат со скрежетом покатился дальше, высекая искры стальным каркасом. Летяга остановился раньше своего наездника, врезавшись в ограждение моста и погнув левое крыло. Юноша пробороздил по камням, однако каким-то чудом умудрился упереться на ходу ногами в бордюр и прекратить головокружительную череду кувырков. Отделался он, как и Летяга, довольно счастливо: легкое сотрясение мозга, растянутая связка на ноге, ушибленное плечо да попорченный летный комбинезон, прекрасно справившийся с задачей и сумевший уберечь испытателя от серьезных ран…
Обогатившийся опытом и впечатлениями, Сото всю ночь добирался до пустыря, хромая и волоча на плече крылатого товарища, которого с трудом сложил в транспортабельное положение. Поврежденное крыло Летяги так и торчало у Сото из-за спины, отчего в темноте он напоминал потрепанного в небесной баталии ангела. А с учетом зловещей черноты крыл – падшего ангела, тем более что падение с небес и впрямь имело место.
В процессе этого долгого и мучительного ночного путешествия у испытателя выдалась масса времени обдумать свою дальнейшую судьбу. Пережитое им приключение обязано было надолго отвадить его от полетов, однако уже на следующий день Сото чинил у байкеров погнутые детали каркаса летательного аппарата. В кружившейся от легкого сотрясения голове Мара царили свист ветра и незабываемые воспоминания о Свободе. Подлинной Свободе. Не той, о какой твердили бродячие мотоциклисты, ибо разве можно было уверенно судить о ней, живя прикованным к земле? Сото жил теперь в двух стихиях, и это давало ему право считать себя более искушенным в понятиях подобного рода, нежели так называемые Люди Свободы. Разумеется, отстаивать перед ними свою точку зрения он не стал – ненавидел глупые споры и ссоры из-за несовпадения мировоззрений. Мара вполне довольствовался привычным порядком вещей и свято хранил свои тайны. Он радовался одержанной победе, которая бесспорно являлась одной из главных побед в его жизни. Радовался, пусть знал о ней лишь он один.
Увлечение ночными полетами продержалось у Сото в числе приоритетных еще несколько месяцев – до тех пор, пока он навсегда не покинул Барселонскую Особую…
Сото достиг площади Святого Петра, когда окончательно стемнело. Две беломраморные аркады полукружиями обрамляли площадь с севера и юга, так что с высоты птичьего полета должно было казаться, будто Ватиканский Колосс охвачен гигантскими кузнечными клещами. С востока – со стороны Тибра – к подножию Креста вела крутая лестница, а с западного конца площади находился парадный вход в увенчанный куполом собор Cвятого Петра. Собор, дворец Апостолов и прилегающие к ним правительственные здания освещались мощными фонарями. Непосредственно на площадь было направлено всего два прожектора, укрепленных по центру каждой из аркад. Светили они довольно ярко, но, чтобы полностью осветить широкий овал площади, мощности им не хватало. Первый прожектор озарял пространство перед подножием, где по традиции Пророки проводили публичные богослужения и Очищения Огнем, второй прожектор захватывал промежуток от постамента Стального Креста до ограждения собора. Лучи двух прожекторов как бы разделяли площадь Cвятого Петра на три темных участка, в средний из которых попадал массивный постамент Ватиканского Колосса. Великий символ Единственно Правильной Веры на ночь скрывался под покровом темноты, поскольку не находилось в Святой Европе прожекторов, что сумели бы как положено осветить гигантское сооружение.
Площадь Cвятого Петра была почти пустынна. Паломникам по ночам доступ сюда ограничивался. Тех, кто приходил к подножию Креста помолиться в одиночестве, обычно не трогали, но для больших групп дежуривший на площади патруль Ангелов-Хранителей исключений не делал. Порядок есть порядок; некоторые из Апостолов проживали не в загородных резиденциях, а во дворце рядом с собором, и простым смертным не дозволялось тревожить их ночной покой.
Сото задержался у подножия лестницы, убедился, что на ней нет ни паломников, ни гвардейцев, а затем поудобнее перебросил груз на плечах и стремительным рывком взбежал по ступеням. Очутившись на площади, он тут же метнулся в тень, под прикрытие колонн ближайшей аркады, где позволил себе опустить ношу на землю и отдышаться. С этого момента действовать следовало с особой осмотрительностью, тщательно рассчитывая каждый шаг дальнейшего маршрута.
Каратель выглянул из-за колонны и огляделся. На освещенном ближайшим прожектором пространстве расположилось несколько одиноких паломников. Кое-кто из них неустанно осенял себя крестным знамением, кто-то шевелил губами, читая молитву; двое уронивших голову на грудь откровенно спали. Пришедшие издалека усталые люди намеревались до утра просидеть на холодных булыжниках площади. Паломники совершили долгий путь и наконец достигли своей цели, чему безмерно радовались. Мара пока цели не достиг, так что ему успокаиваться было рано. Наоборот, самая рискованная часть его плана только начиналась.
Ему никак не удавалось обнаружить патруль Ангелов-Хранителей, однако это вовсе не означало, что его здесь не было. Сото даже не пытался двинуться с места, не выявив местонахождение троицы вооруженных гвардейцев. Больше всего беспокоило злоумышленника, как бы Ангелы не вздумали прогуляться с фонарями под темной аркадой у него за спиной. Безусловно, встреча с давно разыскиваемым преступником в сердце Божественной Цитадели станет для них неожиданностью, вот только вряд ли кто-либо из вышколенных телохранителей Пророка запаникует и даст Мара улизнуть. Каратель не сомневался, что эти парни как никто другой обучены стрелять быстро и метко.
Патруль, выйдя из-за постамента Cтального Креста, нарисовался на освещенном участке площади. По всей видимости, ночная служба на площади Святого Петра была для гвардейцев скукой: эксцессы здесь случались, пожалуй, реже, чем наводнения в африканской пустыне. Ангелы-Хранители проследовали на середину освещенного участка и остановились, лениво переговариваясь и озираясь по сторонам. Похоже, возвращаться в караульное помещение у ворот соборной ограды они собирались еще не скоро.
Это нарушало планы Сото, но он был готов к подобному развитию ситуации. Не спуская глаз с патруля, он порылся в поклаже и извлек оттуда загодя припасенную пивную бутылку. После пробежки по лестнице чертовски хотелось глотнуть пивка, но злоумышленник позволил себе лишь немного воды из поясной фляжки. Пить из бутылки было опасно для здоровья – в ней плескалось не пиво и не вода, а бензин. Оглядываясь на зевающих гвардейцев, Сото подкрался к внешнему ряду арочных колонн, за которыми обрывался вниз каменистый склон Ватиканского холма. Спрятавшись за колонной, каратель поставил бутылку на землю и, чиркнув спичкой, запалил тряпичный фитиль, служивший затычкой для бутылки с зажигательной смесью. Не мешкая, Мара подхватил огнеопасный сосуд и швырнул его вниз, прямо на камни у подножия холма.
Применять подобные штуковины как оружие Сото не любил – слишком ненадежные, – но использовать их в качестве отвлекающего средства не гнушался. Бутылка звякнула о камень где-то на склоне, вслед за этим полыхнула во мраке яркая вспышка, сопровождаемая фырчаньем воспламенившегося бензина. Отблески оранжевого пламени, не заметить которые было сложно, заплясали на колоннах аркады, нарушая царивший под ней полумрак. Мара не стал наблюдать за разгоравшимся внизу пламенем – похватав вещи, он поспешно присоединился к молившимся паломникам, стараясь при этом не высовываться на освещаемый прожектором участок. Упав на колени неподалеку от дремлющего богомольца, каратель сделал вид, что усердно молится, а сам зорко поглядывал туда, где играли во мраке оранжевые всполохи.
