Служба в охране общины позволяла молодому искателю причислять себя все же к воинам, а не к искателям, которые копались в земле, словно крестьяне. Поэтому у Сото не возникло мыслей о том, что «Напутствие…» может предназначаться не для него. И пусть называть себя самураем он не имел никакого права (разве мыслимо, не будучи выращенным в самурайской семье, в один прекрасный день стукнуть себя в грудь и крикнуть «Я – самурай!» только потому, что занимаешься боевой профессией и внешне похож на предков?), следовать самурайскому кодексу чести – бусидо – ему не возбранялось, поскольку даже авторы трактатов сходились к одному мнению, соблюдение хотя бы некоторых принципов этого кодекса будет не лишним никому из молодых людей.
Каноны бусидо были на порядок строже любых канонов, что приходилось изучать Сото до сего дня. Самурай не имел права даже на малейшую ошибку или малодушие – проступки эти карались смертью через ритуальное самоубийство сэппуку, являющее собой вскрытие живота посредством ножа. Сото поражался решимости, какой должен был исполниться воин, чтобы хладнокровно выпустить себе кишки. И это при наличии куда более простых и не столь болезненных способов самоубийства. Любой другой на месте Сото ужаснулся бы подобным дикостям, но далекий потомок начал уважать своих предков еще сильнее: даровать опозоренному воину последний шанс вернуть себе попранную честь могли только люди великодушные и справедливые. А великодушие и справедливость в полной мере присущи лишь воистину великим людям.
Закончив изучать «Будосесинсю» и «Хагакурэ», Сото испытал странное и ни с чем не сравнимое ощущение некой внутренней наполненности, которого ранее после прочтения книг у него не возникало. Два коротких воинских трактата стали крепкой нитью, сшившей в единое полотно все полученные ранее молодым человеком знания. Просто узнавать факты из жизни предков было, конечно же, интересным занятием, но когда при этом спустя столетия ты можешь объяснять, чем диктовались те или иные, подчас совершенно необъяснимые их поступки… Сам довольно воинственный по натуре, теперь Сото понимал, с чем была связана воинственность его предков, не расстававшихся с мечами даже во время принятия ванн. Дух древней нации проникал в Сото через скупые строки «Будосесинсю» и «Хагакурэ» и вытеснял из него остатки характера Луиса Морильо, заменяя мысленный сумбур озлобленного на жизнь беспризорника на стройный порядок суждений готового к смерти воина, пусть не самурая, но стремившегося во всем на него походить.
Вызывало печаль одно: если безродному бродяге Луису сочувствовали многие, то нашедшего свои исторические корни и вставшего на Путь традиций Сото не понимал никто. Даже те, кто раньше называл его братом…
– Мощный зверюга! – похлопал Лоренцо по седлу новое двухколесное приобретение Сото. – Где-то я его раньше уже видел… Не тот ли это кусок ржавого железа, что наши парни продали байкерам с полгода назад?
– Он самый, – признался Сото, откручивая у байка головку цилиндра. – Правда, хорош? Теперь он мой. Только клапана подрегулировать, и будет как новый. Я даже имя ему придумал – Торо. Землю из-под себя рвет не хуже быка.
– Ни разу не слышал, чтобы байкеры делали кому-то столь щедрые подарки, – недоверчиво проговорил Гонелли, обходя вокруг внушительного четырехцилиндрового Торо. – Надеюсь, ты не прикончил его владельца?
– Нет, не прикончил, – усмехнулся Сото. – Но пару месяцев с постели он точно не встанет… – и, дабы окончательно пресечь сомнения старшины, пояснил: – Я выиграл Торо в кулачном поединке; у байкеров это развлечение тоже практикуется. Они очень азартны и порой делают довольно-таки высокие ставки. Хозяину Торо вчера не повезло – удача отвернулась от него. А я ведь советовал ему: не выходи на поединок пьяным!
– Интересно, какую же ответную ставку сделал ты? – с настороженным прищуром полюбопытствовал Лоренцо.
– Все свои сбережения, – не стал скрывать Сото. – Я тут кое-что скопил за последние годы. Человек я неженатый, пью редко, да и это уже был не первый мой бой со ставками у байкеров. Так что деньги у меня есть.
– Рискованный шаг, – заметил Гонелли. Было очевидно, что поступок младшего товарища он не одобряет.
– Вот потому я и не должен был проиграть. – Сото произнес это как само собой разумеющееся. – Кстати, почем сегодня бензин?
– Как и всегда – гораздо дороже, чем стоит в действительности, – вздохнул Гонелли, присаживаясь на ящик с инструментами.
Сото догадался, что старшина пришел к нему не просто поглядеть на сверкающую диковинку, в которую мастеровые байкеры могли при желании обратить любой двухколесный металлолом. Выигранный общинником байк наверняка являлся для Лоренцо лишь поводом к разговору. И разговору нелицеприятному, что при взгляде на угрюмое лицо старшины также было яснее ясного.
– Стоит ли твоя овчина выделки? – спросил Лоренцо. – Не дорого будет катать свою задницу: глянь, двигатель какой монстр; небось горючего жрет побольше «Сант-Ровера». Так ли уж нужно тебе это прожорливое стальное животное?
– Мои предки говорили, что воин без клана и без лошади – не воин вообще, – ответил Сото.
– Вот и купил бы себе обычную лошадь. Овес куда дешевле бензина.
– Эти слова были сказаны предками очень давно, когда Стальных Жеребцов не было в помине, – возразил Сото. – В те века пешие армии бились на огромных полях, и кто воевал верхом на лошади, имел преимущество. Сегодня лошади используются лишь для передвижения, а для дальних поездок байк удобнее. Да и лошадь требует особого ухода… Значит, тебе не понравился мой Торо?
– Мне не нравится, что ты крутишься с этими байкерами, – поморщился Лоренцо. – Скрытный они народ. В лицо улыбаются, но стоит только ослабить бдительность, как они уже возле наших складов словно стервятники кружат. Смотри, попадешь ты с ними в неприятности. Они-то шустрые ребята, смоются, а тебя подставят. Завязывал бы ты к ним шляться.
– Не волнуйся, в их противозаконных вылазках я не участвую, – попытался обнадежить старшину Сото. – А к байкерам я хожу по одной причине: лучше их в технике никто не разбирается. Есть множество практических вещей, которые я просто должен в жизни знать, а им можно обучиться лишь у байкеров.
– Странные слова ты говоришь. Я вон в двигателях и механизмах профан, но тем не менее прекрасно себя чувствую и без знания их устройства. Зачем изучать то, что наверняка никогда тебе не пригодится?
– У тебя свои принципы в жизни, у меня свои, – отрезал Сото, стараясь все же быть не слишком грубым. – Твои принципы я понимаю и отношусь к ним с уважением. Будь добр, уважай и ты мои. Хоть немного.
– Да я бы рад… но не получается, – вздохнул Лоренцо. Сказано это было им с таким недружелюбием, какого Сото за своим старшим другом не замечал еще ни разу. Молодой искатель в недоумении даже оторвался от работы и отложил гаечный ключ. – Как я уже однажды говорил, – продолжал старшина, – порядки в нашей общине демократические – почти как у твоих байкеров! Я готов терпеть в ней даже махровых идолопоклонников, но при двух условиях: общинник должен хорошо работать и исповедовать свои убеждения так, чтобы даже малейшая тень не упала на Барселонскую Особую. Только так, а не иначе.
