– Кто еще из наших это видел? – спросил Сото, ткнув пальцем в свою нарисованную физиономию.
– Эту картинку больше никто, – ответила Лисица. – Парни как раз зашли в трактир глотнуть пивка, когда я ее заметила. Однако если в городе есть еще такие… Скажи, а правда, что ты… сделал все это?
– Все до последнего слова – правда, – не стал юлить каратель. – Разве что Сарагосский епископ скончался сам… Впрочем, если по совести, в его смерти я тоже виновен – не напугай я бедного старика, он бы, несомненно, еще жил.
– Но зачем? – Голос Лисицы задрожал.
– А зачем ты остервенело бьешь палкой укусившую тебя собаку? Ты же не думаешь в тот момент о том, что она стережет имущество хозяина. Мало того – попадись тебе под руку ее хозяин, ты без колебаний двинешь палкой и ему. Это естественное человеческое чувство – наказывать обидчиков. Поступая по справедливости, мы сохраняем свою честь.
– Какие глупости ты говоришь! – с укором перебила его Лисица. – Ты что, совсем не видишь разницы между такими вещами, как пнуть собаку и заживо сжечь человека? Причем не кого-то, а самого Главного инквизитора епархии?! Чем бы он ни разозлил тебя, был ли смысл убивать его за это?
– Разумеется. Он расплатился сполна, и теперь я полностью простил его, – ответил Мара словами своего покойного, но еще не отмщенного в полной мере сеньора.
– И чего же ты добился?! – Казалось, девушка вот-вот накинется на Сото с кулаками. – Я смотрю на живого покойника! Да тебя теперь и ловить не надо – сдаст Охотникам первый встречный! Даже у Аспида найдутся такие, кто не посмотрит, что он тебя покрывает – за эти деньги они не остановятся ни перед чем.
– Очень даже их пойму, – усмехнулся каратель, покосившись через плечо на галдящих возле костра байкеров, после чего постарался перевести нелицеприятную беседу в шутку: – Ну а ты не хотела бы обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь? Когда еще такой шанс выпадет?
Шутка вышла крайне неудачной.
– Кретин! – вспыхнула девушка. Щеки ее покрылись красными пятнами, а в глазах заблестели слезы. – Мерзавец! Да как ты мог!.. Да я же!.. Ведь я с тобой, а ты!.. Ты… ты!.. Бессердечная скотина!
И она обиженно отвернулась.
Осознав ошибку, Сото начал в срочном порядке подыскивать слова утешения. Но едва он раскрывал рот, как тут же находил приготовленные утешения глупыми и умолкал, пытаясь придумать что-нибудь получше. Однако, как назло, ничего достойного на ум не приходило. Так что вскоре Мара беспомощно развел руками и угомонился.
– И впрямь бессердечная скотина, – подытожил он, вздыхая. – А то и хуже…
Но обиженная Лисица не уходила, продолжала в молчании сидеть рядом, подтянув колени к подбородку и потупив взор. Солнце тем временем неторопливо скрылось за горизонтом, и над Марселем начали сгущаться сумерки. Вернулись из города подвыпившие Аспид с компанией. Поскольку на Сото они даже не глядели, они явно не ушли дальше того трактира, где их оставила Лисица. И все-таки каратель незаметно наблюдал за ними: если байкеры все-таки обнаружили в Марселе его портрет и задумали недоброе, косые недружелюбные взгляды выдадут их с головой. Но судя по всему, Мара подозревал их напрасно. Разве только за прошедшие часы байкеры сумели хорошо натренироваться в лицемерии, что было маловероятно.
– Зачем ты едешь в Ватикан? – внезапно полюбопытствовала Лисица; Сото думал, что она уже не проронит сегодня ни слова.
– Я, кажется, тебе говорил, – буркнул он. – Хочу отдать кое-кому долги.
– Точно так же, как ты отдал их мадридскому инквизитору?
– Это уж как получится, – ответил Сото. – Предки учили меня, что с долгами надо рассчитываться как можно быстрее. Не важно, кому и сколько ты должен – чем быстрее расплатишься, тем лучше.
– Ради кого или чего ты вообще всем этим занимаешься? Повзрослел и вдруг решил поквитаться за сектантов-родителей?
– Нет. Хотя человек, ради памяти которого я это делаю, и впрямь был мне как отец. Я остался виноват перед ним – он рассчитывал на меня, а я его подвел.
– И что, ты надеешься таким образом искупить перед ним свою вину? – Лисица снисходительно поглядела на друга. – Уверяю тебя, мертвым совершенно наплевать, что думают о них живые. Мертвые мертвы и останутся такими навечно, что бы ты ради них ни делал и как бы при этом ни старался. И тем более глупо убивать во имя мертвых. Тот человек – он что, просил тебя умереть ради него? Ведь ты сам сказал, что он был тебе как отец. Разве отец попросил бы о таком своего сына?
– Давай не будем больше на эту тему, – попросил Мара. – В конце концов, это мое дело, и незачем тебе терзаться чужими проблемами.
– Чужими?! – вздрогнула Лисица. Глаза ее сверкнули: она снова была готова накричать на Сото, но запал ее уже иссяк, и потому говорила она хрипло и подавленно. – И ты говоришь это после всего, что у нас с тобой… как я думала…
И она совсем сникла.
– Зря ты так думала, – пробормотал Сото, озадаченный поведением подруги. Ее волнение, ее слова… Он раньше и не предполагал, что его судьба способна волновать кого-то еще, а тем более такую свободолюбивую девушку, как Лисица. В чем причина? В том, что они с ней похожи внешне и принадлежат к одной древней расе? Но ведь, насколько он помнил, Лисица не интересовалась подобными вопросами. В остальном же они – совершенно разные люди, так что дружба их была лишь мимолетным знакомством, какие обычно и происходят в байкерской среде. Так, по крайней мере, считал Мара.
Лисица в унынии теребила ремешок на своем сапоге. По ее бегающему взгляду было заметно, что девушке не терпится что-то сказать, но ей никак не удается собраться с духом.
– Выслушай меня, пожалуйста, – наконец решилась она. Голос ее звучал тихо, и Сото с трудом разбирал, о чем она говорит. – Не буду больше этого скрывать – ты мне небезразличен. Почему? Если бы я только знала… Я была знакома со многими парнями, но с ними я распрощалась легко и после ни разу ни о ком из них не жалела. Даже о Тесаке (Сото был в курсе: так звали парня, который оставил Лисице байк). С тобой – все по-другому. Ты особенный, причем не только внешне. Я не хочу, чтобы ты уходил. Умоляю: выброси из головы всех своих врагов – они недостойны того, чтобы думать о них день и ночь. Разве ты еще недостаточно поквитался с ними? По-моему, даже чересчур. Забудь о них и оставайся. Ради меня. Давай уедем подальше отсюда. Без Аспида и его придурков – только ты и я. Я знаю кое-кого из бродяг по ту сторону границы – они нам помогут. Никакие Охотники не отыщут тебя на востоке. Ну что скажешь?.. Ради меня, Сото!
Сото не отвечал, отрешенно наблюдая, как ветер гонит по склону холма бумажный лист с крупным заголовком «Разыскивается…». Плакат уносило вдаль, и догнать его было уже непросто. Куда умчит его ветер за ночь? Окончит ли плакат свою короткую жизнь, размокнув под дождем в горах, или угодит на растопку печи в рыбацкой хижине? Одному Всевышнему известно. А ведь изначально плакат предназначался для самых благих целей: помочь в поимке убийцы и тем самым спасти чью-то жизнь, а то и не одну. Плакат не выполнил своего предназначения, хотя убийца находился от него буквально в шаге, и отныне судьба измятого бумажного листа ничем не отличалась от судеб тысяч его собратьев, носимых ветром по всей стране.
