А Баграма бесило затягивающееся ожидание. Казалось, что это никогда не закончится. И существовала опасность, что придет кто-нибудь из настоящего ЖЭКа с вопросом: кто они такие и что тут делают?..
Неожиданно дверь сорок пятой квартиры распахнулась, из нее вышел очкарик с мусорным ведром – видимо, это и был тот самый Мартышкин, любитель слать открытки с возвышенными поздравлениями.
Он лишь мазанул взглядом по малярам, не придав им никакого значения. А когда, выбросив мусор, перешагивал порог квартиры, то «работяги» сорвались с места и вошли следом. Притом так стремительно, что он не успел даже пискнуть.
Легко, как ребенка, Баграм внес Мартышкина в прихожую. И передал в руки Давиду.
Парень прижал хозяина квартиры к стене, выпучил зверски глаза, и прошипел:
– Молчи! Или придушу!
Баграм же, на ходу выдернув из сумки на плече свой побывавший в деле тесак, прошел в единственную комнату. Там в кресле сидел, дымя трубкой, главный жулик Лилиан Савоськин.
Король даже не сделал попытку к сопротивлению, не высказал никакого удивления. Вопросительно посмотрел на человека с ножом и спросил:
– Вы не ошиблись дверью?
– Не ошиблись, Лилиан. – Баграм осторожно подошел к нему, готовый к любому повороту событий. – Это смерть твоя пришла.
Давид затащил в комнату Мартышкина и резким толчком препроводил на кожаный диван, застеленный постельным бельем и покрытый ворсистым зеленым покрывалом.
Король внимательно поглядел на Давида, судя по всему, узнал и насмешливо произнес:
– Понятно все… И что вы хотите?
– Чтобы ты за обиду ответил, грязная собака! – произнес угрожающе Баграм. – Одного твоего уже наказали. Твоя очередь.
– Что так пафосно? – Король не терял самообладания. – Какие обиды – дети мы, что ли? Взрослые же люди. Всегда можем договориться.
– Хорошо, отдаешь деньги в двойном размере, – выдал Баграм, нависая над Лилианом с ножом наготове.
– В двойном, – поцокал языком Король. – Это слишком много. Сбросить бы надо.
– Это почему? Ты нашу обиду, время и нервы так дешево ценишь?
– За обиду Сивуха расплатился, так что забудем, – бросил пренебрежительно Король. – А вот расходы наши вы учли? Командировочные, гостиничные. А сколько паспорта стоили?
– Ты это серьезно, жулик проклятый?! – возмутился Баграм, перекладывая нож из одной руки в другую.
– А что? Гастроли – они не бесплатные.
– Над тобой топор висит, а ты мне про командировочные расходы!
– Ой, только вот не надо этого. Мы, насколько я понимаю, вопрос решаем, а не нагнетаем ситуацию. Так ведь?
– Решаем, – кивнул Баграм и тут же возмутился: – А мы что, за тобой бесплатно ездили?! Где наши командировочные?!
Стороны стали торговаться – отчаянно, за каждую копейку. И Баграма это устраивало. Ему гораздо больше нравилось решать денежные вопросы, чем оставлять за собой трупы. Хотя он был готов к любому раскладу.
А Король прекрасно понимал, что торгуется за свою жизнь. У профессиональных мошенников есть железное правило. Если видишь, что возникла опасность со стороны потерпевших или правоохранительных органов и ты еще можешь решить дело миром, – отдай украденные деньги. Наворуешь еще, а вот свободу и здоровье не купишь. Поэтому он знал, что платить по счетам придется. И еще недавно заплатил бы, сколько сказали, без особых раздумий. Но карты путало письмо матери о том, что его тайник с деньгами распотрошила доблестная советская милиция, чтоб ей пусто было! А заначки, которую он увез с собой, едва хватало, чтобы удовлетворить запросы кредиторов. Вот и торговался он отчаянно, за каждую копейку.
Договаривающиеся стороны вошли во вкус.
– Ладно, скинь еще пятьсот рублей, – попросил Король.
– Триста, – пошел навстречу Баграм.
Дело двигалось к подписанию мирного договора с соответствующей контрибуцией…
Глава 46
В милиции держать штатные специализированные подразделения по задержанию преступников считалось делом накладным и не слишком нужным. Не так уж и много этих вооруженных злодеев, бьющихся с представителями органов охраны правопорядка до последней капли крови, берущих заложников. По пальцам пересчитать можно. Это на Западе террористы захватывают и взрывают самолеты, а грабители банков кладут из автоматов толпы полицейских. В Советском Союзе, два года назад отпраздновавшем юбилейную годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции, такое даже в страшном сне не могло привидеться.
Но все-таки иногда встречались в городах и весях СССР вооруженные бандиты, которым светил расстрел по приговору суда, терять им было нечего, и они мечтали забрать с собой на тот свет хотя бы пару ненавидимых ими ментов. Были и мускулистые спортсмены, привыкшие все решать тупой силой и готовые оказать сопротивление при задержании. Время от времени, как черти из табакерки, появлялись «оружейники» – в глухом поселке или небольшом городишке вдруг напивался какой-то затейник до зеленых чертей, заряжал охотничье ружье и шел по родной улице, паля направо и налево по принципу «на кого бог пошлет». На долю таких «ворошиловских стрелков» приходилась значительная часть потерь в органах внутренних дел – как правило, первыми под пули подставлялись участковые или патрульные, заслышавшие стрельбу, и отважно гибли, порой идя на ствол с голыми руками или просто боясь применить табельное оружие. И, что характерно, практически никто из сотрудников не струсил, смело они шагали навстречу своей смерти, чтобы защитить людей. К сожалению, отвага не всегда может заменить должное оснащение и подготовку.
Для задержания опасных преступников в милицейских подразделениях создавались внештатные группы захвата. Обычно они формировались при оперативно-разыскных отделах областных УВД. В них подбирались спортсмены, как правило обладавшие квалификацией от первого разряда до мастера спорта. Предпочтение отдавалось специалистам по самбо, которое входило в программу обучения личного состава. Оно и неудивительно – этот вид борьбы получил путевку в жизнь в правоохранительных органах. Считалось, что именно боевое самбо как нельзя лучше подходит для нейтрализации и задержания преступника, когда нужно навалиться и скрутить, не причиняя лишних телесных повреждений. Перед парой самбистов ни боксер, ни любой другой боец не устоит.
Захваты преступников были делом опасным. Боялись сотрудники не столько бандитской пули и ножа, сколько авторучки прокурора. Уже несколько лет пышным цветом цвел непонятный гуманизм касательно преступников. Применение сотрудником милиции оружия автоматически означало возбуждение уголовного дела в отношении его и тягучие допросы: «А дал ли ты предупредительный выстрел, а попытался ли ты его уговорить словами, когда он тыкал в тебя ножом?» Поэтому оперативники боялись лишний раз вытащить пистолет, предпочитая работать руками, а при облавах, например, в подвалах – тяжелыми штатными фонарями. И преступники, и обнаглевшее хулиганье знали – милиция стрелять не будет, пугач им для красоты. Да и при обычном силовом захвате тоже должен быть минимизирован вред злодею, поэтому заламывать руку – это поощрялось. А вот ломать челюсть – не очень. Вот захваты и превращались в борцовские поединки. В принципе это была игра с преступниками в поддавки, но кто-то наверху взял на вооружение очень сомнительный тезис – насилие рождает только ответное насилие. И вообще – как можно стрелять в советского человека, даже если это опустившаяся мразь с руками по локоть в крови?
