– Такого?
– Когда Дэниел сюда доберется, сцена будет крайне неприятной, – прошептала Сара растерянно.
Хью промолчал, потому что сказать было нечего: оба знали, что это правда.
– Конечно, вы говорили, что по условиям соглашения ваш отец ничего ему не сделает, но… – Вдруг Сара резко повернулась: очевидно, ее посетила удачная мысль. – А что, если я начну колотить в дверь? Или вопить, призывая на помощь. Может, все обойдется, если кто-нибудь придет раньше Дэниела…
Хью покачал головой:
– Он только этого и ждет: чтобы кто-нибудь стал свидетелем вашего предполагаемого позора.
– Но вы привязаны к кровати!
– Вряд ли вам пришло в голову, что кто-то может подумать, будто именно вы привязали меня к кровати.
Сара в ужасе охнула, а Хью подтвердил:
– Вот именно.
Она, словно обжегшись, отскочила от кровати:
– Но это… это…
Он решил на сей раз ей не помогать – пусть додумает сама.
– О боже мой!
Хью старался не замечать ужаса на ее лице. Черт побери, если она и не питала к нему отвращения после открытий сегодняшнего утра, то сейчас наверняка ее от него тошнит.
Он прерывисто выдохнул:
– Я найду способ… Вам не придется… Что-нибудь придумаю.
Сара подняла голову. Взгляд ее был устремлен в сторону, но и по профилю Хью видел его выражение: неловкость, скованность, растерянность…
– Если мы объясним Дэниелу…
Она сглотнула, и Хью проследил взглядом за движением слюны по ее горлу. Он целовал ее в шею, и не раз. На вкус она словно лимон с солью, и пахнет женщиной. Плоть его так отвердела, что он боялся опозориться.
В тот момент, когда все, о чем он мечтал, подали ему, можно сказать, на серебряном блюде, он не мог думать ни о чем другом, кроме того, чтобы найти возможность отказаться от желаемого. Он не сможет жить в ладу с собой, если Сару силой заставят выйти за него, несмотря на то что это самое отчаянное его желание.
– Думаю, он поймет, – нерешительно продолжила Сара. – И не станет меня принуждать.
Она отвернулась, и теперь он не видел ее лица.
– Не хочу, чтобы кто-то считал себя обязанным…
Она снова замолчала, а Хью задумался, как истолковать ее слова. Он собирался сделать ей предложение, она это знала, так неужели ее слова – намек, чтобы даже не трудился спрашивать? В конце концов, она хочет избавить его от унижения.
– Да, понимаю, – выдавил он наконец. Совершенно бессмысленные слова, произнесенные лишь для того, чтобы заполнить паузу. Хью уже и сам не знал, чего добивается.
Она снова прикусила губу, и он молча наблюдал, как ее язык увлажняет то место, где только что были зубы. Его тело загорелось, он больше не мог думать ни о чем другом, кроме как провести языком по ее губам, по тому месту, которое она прикусила, потом скользнуть ниже, к изгибу шеи, и…
– Пожалуйста, развяжите меня, – прохрипел Хью.
– Но…
– У меня онемели руки, – сказал он первое, что пришло в голову.
В этом не было ничего от правды, но его тело оживало и, если не освободиться как можно скорее от пут, способа скрыть желание не останется.
Сара поколебалась, но лишь мгновение, потом подошла к изголовью кровати и, взявшись за узел на правом запястье, прошептала:
– Думаете, он стоит за дверью?
– Несомненно.
Ее лицо исказилось отвращением.
– Это так…
– Мерзко, низко, – закончил за нее Хью. – Добро пожаловать в мое детство.
Не успели слова слететь с языка, как он пожалел о них. Ее глаза наполнились жалостью, и он ощутил, как к горлу подступила желчь. Он не желал, чтобы его жалели, ни по поводу увечья, ни по поводу детства, ни по поводу этих проклятых способов ее защиты, на которые он не мог надеяться, а просто хотел быть мужчиной и мечтал, чтобы она наконец почувствовала это, поняла.
Он хотел бы склоняться над ней в постели, когда между ними ничего не будет, кроме жара. Хотел, чтобы она знала, что принадлежит ему, что он предъявил на нее права и ни один мужчина, кроме него, не ощутит теплого шелка ее кожи.
Но глупо было мечтать об этом. Она заслуживала другого мужчину, который мог бы защитить ее, а не калеку, которого так легко обвести вокруг пальца. Его пнули, одурманили и привязали к кровати – и как такого уважать?
– По-моему, этот я распутала, – объявила Сара, сильно дернув за веревку. – Еще чуть-чуть… Ну вот!
– Четверть пути пройдена, – провозгласил Хью, пытаясь изобразить веселость, но, конечно же, не преуспел.
– Хью… – начала Сара, и он не понял, что она собиралась сказать дальше: то ли что-то объявить, то ли спросить.
Он так и не узнал, потому что в коридоре поднялась страшная суматоха, сопровождаемая воплями боли и длинной цепочкой ругательств.
– Дэниел! – ахнула Сара, поморщившись.
«А я привязан к чертовой кровати», – униженно подумал Хью.
Глава 20
Сара едва успела оглянуться, как затрещал сломанный замок и дверь распахнулась.
– Дэниел? – Ее голос – скорее визг – прозвучал удивленно, и она не могла понять почему.
– Какого черта?..
Вопль Дэниела оборвался с появлением из коридора маркиза Рамсгейта, который бросился на врага, стоявшего к нему спиной.
– Оставь меня, чертов…
Сара пыталась ринуться к ним, Хью успел схватить ее свободной рукой, но удержать не получилось. Она вырвалась и побежала к кузену, но лорд Рамсгейт сбил ее плечом, когда Дэниел развернул его, пытаясь сбросить со спины.
– Сара! – вскрикнул Хью, так натянув веревки, что кровать заскользила по полу.
Сара кое-как встала, но Хью, взмахнув рукой, поймал мокрый подол ее платья, так что она повалилась к нему на кровать.
– Отпустите меня!
Он обнял ее, не выпуская из пальцев подола.
– Ни за что на свете.
Дэниел тем временем, так и не сумев сбросить лорда Рамсгейта со спины, влепил его в стену и прошипел:
– Проклятый безумец, отстань от меня!
Сара подхватила юбку и попыталась вырваться:
– Он убьет вашего отца!
В глазах Хью застыло презрение:
– Пусть убьет.
– Вот как? Но его за это повесят!
– Не повесят, если свидетелями будем только мы, – парировал Хью.
Сара застонала и снова дернула за подол, но безуспешно, и в этот момент увидела, что лицо Дэниела приобретает пугающе-фиолетовый оттенок.
