Двигаясь осторожно, чтобы не разбудить Сару, он сел и, вытянув искалеченную ногу, морщась, вонзил пальцы в мышцу и принялся разминать. Он проделывал это раз за разом, точно зная, где находится узел, и с силой втыкая в него пальцы, пока мышца не расслабится. И хотя боль была жуткой, ему почему-то становилось легче.
Когда пальцы устали, Хью стал работать ладонью, растирая ногу настойчивыми круговыми движениями, но тут раздался сонный голос Сары:
– Хью!
Он обернулся и с улыбкой заверил:
– Все хорошо, спи.
– Но…
Она зевнула.
– Еще очень рано.
Хью наклонился и поцеловал ее в макушку, после чего снова вернулся к своему занятию.
– Что ты делаешь?
Сара снова зевнула и попыталась сесть.
– Ничего особенного.
– Нога болит?
– Немного, – солгал он, – но сейчас уже лучше.
– Можно я попробую?
Хью с удивлением повернулся к ней. Ему и в голову не приходило, что она может изъявить желание ухаживать за ним. Нога представляла собой непривлекательное зрелище: между местом перелома и входа пули (и бесцеремонным вмешательством доктора, пытавшегося ее вынуть) кожа была сморщенной и покрытой шрамами, не говоря уже об изуродованной мышце.
– Если ты покажешь как, я попробую помочь.
Он приоткрыл было рот, но с языка не сорвалось ни звука. Его рука закрывала худшие из шрамов, и он не поднимал ее. Было темно, и Сара просто не сможет рассмотреть красные набухшие рубцы, по крайней мере в подробностях.
Но они так уродливы…
– Скажи, что мне делать, – прервала его самобичевание Сара, опуская свои ладони на его ногу.
Он порывисто кивнул и, накрыв ее руку своей, показал на самый неподатливый узел:
– Здесь.
Она нажала на него пальцами, но сил не хватило.
Хью показал, что нужно делать:
– Вот так.
Сара прикусила губу и попыталась снова, на этот раз успешнее. Он застонал, и она немедленно разжала пальцы.
– Не так?
– Нет, все хорошо.
Она нерешительно взглянула на него и принялась за дело, каждые несколько секунд останавливаясь, чтобы размять пальцы.
– Иногда я действую локтем, – сообщил Хью смущенно.
Сара с любопытством покачала головой, пожала плечами и последовала его совету.
– О боже… – падая на подушки, простонал Хью.
Почему, когда это делает не он сам, ему становится куда лучше?
– У меня идея! – воскликнула Сара. – Ляг на бок!
Хью казалось, что он даже пошевелиться не способен. Ему удалось поднять руку, но только на секунду: он словно лишился костей – другого объяснения просто не было.
Сара усмехнулась и перевернула его сама, так что искалеченная нога оказалась сверху.
– Вытяни ее.
Хью подчинился, и, придерживая его за колено, она согнула ногу так, что щиколотка почти каснулась ягодиц.
Почти, но не совсем.
– Все в порядке?
Хью кивнул, не в силах произнести ни слова от боли. Это, может, и не благодатная боль, но полезная. Он чувствовал, как в нем будто расслабляется туго скрученный узел, и когда снова лег на спину и Сара стала осторожно массировать ноющую мышцу, почти ощущал, как что-то темное покидает его, просачивается через кожу и навсегда уходит из души. Нога пульсировала, но на сердце стало легче, и впервые за много лет мир наполнился светом.
– Я люблю тебя, – задыхаясь от нежности, прошептал Хью и подумал, что это уже его пятое признание в любви, но явно не последнее.
– И я люблю тебя.
Сара наклонилась и поцеловала его ногу.
Хью коснулся своего лица и ощутил влагу. Боже, он и не подозревал, что способен плакать!
– Я люблю тебя.
Шесть.
– Я очень тебя люблю.
Семь.
Она с озадаченной улыбкой подняла глаза, и он коснулся ее носа.
– Я люблю тебя больше жизни.
– Что ты делаешь?
– Восемь. Считаю.
– Чего восемь?
– Я восемь раз признался тебе в любви. Я люблю тебя.
– Ты считаешь?
– Теперь уже девять… – Он пожал плечами. – Я всегда считаю, как ты успела заметить.
– Не думаешь, что стоило бы закончить эту ночь с ровным счетом «десять»?
– Ты пришла сюда уже за полночь, но да, ты права. И я люблю тебя.
– Ты сказал это десять раз, – кивнула Сара, подходя ближе, чтобы слиться с ним в нежном, медленном поцелуе. – Но я хочу знать: сколько раз ты это подумал?
– Невозможно сосчитать, – прошептал он ей в губы.
– Даже для тебя?
– Имя тому числу «бесконечность», – пробормотал Хью, укладывая ее на матрац. – Или, может быть, «бесконечность плюс один».
Эпилог
Плейнсуорт-хаус, Лондон
Следующей весной
Замужество или смерть: вот два способа избежать участия в квартете Смайт-Смитов, а точнее, два способа вырваться из его щупальцев.
Поэтому никто не мог понять (не считая Айрис, конечно, но об этом позже), как случилось, что через три часа квартет Смайт-Смитов намеревался выйти на «сцену» и играть для собравшихся на ежегодном музыкальном вечере, а леди Сара Прентис, недавно вышедшая замуж и вполне живая, собиралась, стиснув зубы, сесть за фортепьяно и поставить перед собой ноты…
Хонория по этому поводу заметила Саре, что ирония во всем этом кроется поистине утонченная.
Сара, придерживавшаяся иного мнения, сказала Хью, что эту иронию следовало бы отделать крикетной битой и втоптать в землю.
Если, конечно, ирония была бы материальной. Но порыв замахнуться крикетной битой на что-то еще, кроме крикетного мяча, положительно менял все.
Правда, в музыкальном салоне Плейнсуортов не было крикетных бит, поэтому Сара захватила смычок от скрипки Харриет и воспользовалась им так, как, несомненно, пожелал Господь: пригрозила им Дейзи, да так, что та взвизгнула.
Сара зарычала – действительно зарычала, – а Дейзи поспешила укрыться за фортепьяно.
– Айрис, заставь ее прекратить!
Но та лишь вскинула брови, словно хотела сказать: «В самом деле воображаешь, что я встану с этого стула, чтобы помочь тебе, моей невероятно противной и занудной младшей сестре, причем именно сегодня?»
И да, Айрис умела сказать все, что угодно, одним движением брови. Нужно заметить, это воистину удивительный талант!
