Я вспомнила свое раздражение, связанное с ним. Что можно было его оттолкнуть, а не целоваться. Что нужно было оттолкнуть. Я была жутко недовольна собой и им.
– Потому что… потому что… потому что я тебе не б… Понял?
– Ого! Какие ты слова знаешь!
– А ты думал? И не смей больше трогать меня, понял?
Он точно думал, что я девица легкого поведения. Потому и набросился с поцелуями. А я? Что я? Я не отказалась целоваться с ним – и, может быть, я действительно такая?
Хорошо бы поговорить об этом с Валькой. Мне так захотелось оказаться сейчас рядом с подругой и все ей рассказать!
– Ты поцарапалась, – сказал он. И наклонился, хотел поцеловать то поцарапанное место. Он точно хотел поцеловать! Не ошибаюсь!
– Не смей! Не трогай меня!
– Вот здесь, – он показал у себя щеке, около своей родинки. И усмехнулся.
В город возвращались по шоссе. Рядом с тем местом, где мы жгли костер, пролегало шоссе. А я и не знала! Правда, машины проезжали тут редко. До города можно было дойти пешком. Можно было и одной возвращаться – делов-то. К утру бы дошагала. К утру! Это значит, вторую ночь не ночевать дома? Меня бы мамаша просто убила. Нет уж, лучше с Соколовским. Езда по шоссе понравилась мне гораздо меньше. Не трясло, да, но пыли наглотались от проносящихся мимо редких машин – мама, не хочу.
Теперь я как можно дальше старалась держать голову от его спины. И ухватилась не за пояс Соколовского, а за ручку своего сиденья. Так вот и ехала, в натуре отстраняясь от него и – в воспоминаниях – от его губ.
Он подъехал прямо к нашему дому. Откуда-то знал, где я живу. Въехал в ущелье между двумя крутыми иномарками. Рисковый парень. Чуть зеркало у одной не своротил.
– Приехали! – на меня оглянулся. Улыбнулся и подмигнул.
Я слезла, пошла. Безо всяких прощальных слов.
Он крикнул вслед:
– Пока, Леська! Эй, Ле-еська!
Я не ответила. Не оглянулась.
Взревел мотоцикл. Уехал.
…У него такие мягкие губы… весь день я помнила их мятный вкус. Вот почему он жвачку жевал… чтоб целоваться вкусно…
А муравьишка утонул. Я это тоже помню. Лучше бы не спасала его. Может, прибило бы листик к берегу, он бы спустился с листика, как с плота, спокойненько так, деловито и поспешил бы по своим великим делам, к своим великим соплеменникам.
Вечером так и подмывало рассказать обо всем Вальке. Она прибегала ко мне на минутку узнать, как у нас все прошло. Он меня не обидел? Он хороший? Я рассказала про костер, про речку. Даже про муравья. Но о том, что мы целовались… нет. Конечно, сначала я хотела с ней поделиться, хотела спросить, очень ли это неприлично: в первый раз – и сразу целоваться. И вообще, кто я такая, раз целовалась в первую встречу… Но я сдержалась. Не потому, что это была тайна. От подруги у меня тайн нет. Просто я вспомнила, как она рассказывала про петрозаводского Кольку. У нее разладилось с ним. И если бы я рассказала об этих поцелуях, ей, может быть, было бы горько.
Потому что целоваться с Сережкой было сладко. Зачем же добавлять горечи моей любимой Вальке? Перед тем как заснуть, я вдруг вспомнила себя на аэровокзале несколько дней назад. Как я смотрела телевизор и плевалась, когда на экране парень с девушкой целовались. Я вспомнила это и удивилась: это была я? Мне было противно смотреть? Почему? Почему? Ведь целоваться сладко…
…А глаза у него, как листья ивы.
А губы его как мед.
Назавтра в школе Соколовский смотрел на меня внимательно и вместе с тем как-то задорно, весело. И как-то так… свысока. С горки. Я отводила глаза в сторону и краснела. Чего он? Почему он так смотрит? Презирает меня после вчерашнего? Да я сама себя презираю!
На перемене загородил мне вход в класс, когда я решила вернуться туда за смартфоном.
– Привет! – сказал, улыбаясь и прищурив ивовые глаза. – Лесь! Как поживаешь?
Как будто бы что-то со вчерашнего дня изменилось. Стоп! А разве нет? Разве не изменилось? Наверное, он думает, что теперь может делать со мной, что захочет!
– Свали, – я оттолкнула его и прошла в класс. Он отклонился к косяку и руки прижал к бокам – иди, мол, не притронусь, вообще боюсь тебя касаться.
Шут с зелеными глазами.
В этот день катились один за другим уроки, звенели оглушительные звонки, стучал по доске мелок, мы что-то записывали в тетрадках. Тупо прошла информатика, я и так в ней не очень разбираюсь, а сегодня вообще тупак полный, если бы не Валька, можно было просто не открывать компьютер. Все было как обычно, но временами меня охватывало чувство стыда, я закусывала нижнюю губу, как всегда у меня бывало, если что-то не так, и внутри у меня все сжималось. Неуютно мне было под взглядами Соколовского… Вот он стоит у окна, опираясь о подоконник, смотрит на меня опять же свысока, и я снова краснею. Какой взрослый взгляд! Как у взрослых мужчин, когда они на некоторых женщин смотрят. На тех, которых хотят соблазнить! Или, точнее, уже соблазнили! Да, да! Именно так он смотрел! Тоже, Дон Жуан десятого «а»! Или как его? Казанова! Пошел он!
Но он никуда не пошел и в покое меня не оставил. На алгебре постучал в спину и спросил ответ на задачу.
Я показала ему тетрадь с ответом из‑за плеча. Я не хотела с ним разговаривать, я опасалась его после вчерашнего, но то, что он сидел за мной, мне нравилось. Теплые зеленые лучи грели меня с его стороны.
Сплошные противоречия!
На уроке литературы кто-то коснулся плеча. Кто-то! А кто за мной сидит? Я полуобернулась, скосила глаза в сторону и увидела конфету. Карамельку в невзрачном фантике Соколовский протягивал со своего места. Я помотала головой и плечом дернула: отвяжись со своей конфетой! Тогда он перегнулся и бросил конфету мне на парту. Она с негромким стуком шлепнулась передо мной. Я взяла ее и бросила назад. Он снова… Так мы перекидывались этой несчастной конфетой, пока Инга Владимировна не подошла к нашей парте и не забрала ее. И посмотрела неодобрительно – сначала на меня, потом на Соколовского.
– Приятного аппетита! – пробормотала я себе под нос. Мне жутко хотелось заполучить эту конфету! Я же просто так ее назад Соколовскому бросала, чтоб он не думал, что его конфета мне нужна. Куплюсь я на его конфету, ага! Сейчас!
– Дорогие мои, – Инга подошла к учительскому столу и положила мою конфету на классный журнал. – Давно хочу вам сказать. Хоть вы и взрослые, сегодня на классном часу буду вас снова рассаживать. Учителя жалуются на ваше поведение.
