– Чем здесь воняет? – поморщился Клокс. – Не мертвецкая, а трапезная какая-то.
– А что делать? – всплеснул руками ключник и побежал в сторону. – Сюда идите, господин судья. Вот. Бедняга Даир, да будет его посмертие так же благостно, как и его жизнь. Он же, считай, не только пропечен, но и прожарен до угля. Я прикрыл его тряпицей, но запах есть запах… Вот уж не думал, что жареная плоть человека пахнет так же, как и свиная. Теперь даже и не знаю, как потчеваться к празднику, обычно я…
– Подожди, – оборвал ключника Клокс, взглянул на красное, расползающееся в стороны лицо Даира, шагнул к соседнему ящику. – Здесь что?
– Погань, – выдохнул ключник и сдернул накрывающую тело ветхую ткань. – Не от запаха прикрыл, а от ужаса. Смотреть страшно.
На кошку, которая лежала на кусках льда, смотреть было не страшно. Она была прекрасна даже мертвая, с вывалившимся языком. Светло-коричневая, с дымчатым окрасом вокруг глаз, на концах лап и на холке. С длинным и толстым хвостом. С тонкой, но плотной шерстью. Но самыми удивительными были подушечки лап – казалось, что они принадлежали огромному котенку. Ни потертостей, ничего…
– Чудо, – невольно вымолвил Клокс.
– Я и говорю, что женщина была светлая, – закивал ключник. – Однако все равно страшно. Этакую киску не почешешь за ухом.
– Это кто? – спросил Клокс у последнего ящика.
– Артельщик, – изогнулся в поклоне ключник. – Как его там… Кажется, Скайтеном его кличут. Называли при жизни. Каменщиком он был. А теперь уж как ни называй… Помер, и все. И никакой ты не каменщик, а просто мертвая плоть.
– Две раны, – задумался Клокс. – Я слышал, что Даир метнул багор в дракона, но случайно попал в артельщика. Но почему две раны?
– Откуда же я знаю? – удивился ключник. – Может, крюк у багра был заострен, а может, дракон этот не думал наесться свиньей и собирался закусить и каменщиком. И прикусил его одним зубом, чтобы тот не убежал.
– Это что? – показал Клокс на кулак трупа.
– Кулак, я думаю, – нагнулся вперед ключник.
– Восемь мертвецов на льду, не считая кошки, – заметил Клокс, – и на шестнадцать ладоней – всего один стиснутый кулак. А на другой руке: рана на пальце? Или след от кольца? Где кольцо?
– Помилуйте, господин судья! – воскликнул ключник. – Да чтобы я?..
– Разожми ему кулак, – сказал судья.
– Так он закоченел! – удивился ключник.
– Разрежь, если не можешь разжать, – потребовал Клокс. – Или ты хочешь, чтобы я этим занялся? Есть в городе другая мертвецкая, если ты лишишься этого места?
– Нэйф благословенный!.. – испугался ключник и стал искать нож на поясе. – Нет другой мертвецкой, да и в этой трупы редки. Просто напасть какая-то. То по году, по два ни одного трупа. Чего им тут делать-то? Помер человек, неси его на кладбище: вроде не рыба и не мясо, чтобы на льду держать. А тут ведь… Ничего, скоро зима, еще льду запасем. А кулак разожму, чего ж не разжать. Не железный же… Ну-ка. А вот.
На посиневшей ладони, отпечатавшись багровым отеком, лежал тонкий, красноватый с зеленой искрой перстень с разорванным кольцом. На крохотной печатке прозеленью выделялся узор.
– Дешевка, – скривился ключник. – Таких на торжище за медную монету по весу отсыплют. К тому же порченая.
– Порченая, – кивнул Клокс и выудил из‑за пазухи платок. – А ну-ка, подцепи колечко ножом и клади его сюда.
Перстень был почти невесом, хотя явно делался на палец взрослого мужчины. И поврежден он был не ножом, а сорван с пальца так, что кольцо вытянулось и истончилось на месте разрыва. Клокс еще раз присмотрелся ко второй руке каменщика. Ну точно: кольцо было сорвано, лишь чуть-чуть повредив кожу, крепкая ручища оказалась у каменщика. И носил он это кольцо на среднем пальце печаткой внутрь. Вот уж ненужное украшение для мастерового… Да еще на правой руке.
– А ну-ка, лампу сюда! – потребовал Клокс и, прищурившись, склонился над добычей. К счастью, долгие годы не отняли у судьи зоркости взгляда. Тонкий узор оказался рисунком рукопожатия. Крепкого рукопожатия. Вокруг него вились древние руны. И не просто никакой магии в кольце, а жуткий ее недостаток. Пустота. Черная яма.
– Не говори об этой моей находке никому, – процедил сквозь зубы судья. – Если только опять придет усмиритель или защитник. Больше – никому. Даже бургомистру. И прикрой чем-нибудь тело.
Наверху оказалось вдруг тепло и даже жарко. Осень не спешила скатываться к зиме. Дул легкий теплый ветер, и желтые листья, которые заносило в городскую цитадель с окрестных улиц, кружились в воздухе, словно насмешка над временем года.
«Вот и весь Граброк, – обернулся Клокс. – Маленькая городская цитадель с тремя десятками домов, храмом, ратушей, лавками. Крохотный, пусть и с высокой башней – замок через реку и прилипшие ко всему этому деревни, ставшие слободами. Оттого и улицы в Граброке шире, чем в стольном Сиуине. Простор вокруг, разноси город как хочешь. Но только до тех пор, пока не накатит издали беда, и тогда придет время не частоколом отгораживаться от ужаса, а высокой стеной».
Посередине площади по-прежнему кружилась монашка, стучали молотками плотники на забавах и в торговых рядах, размешивали краски в ведрах маляры, вдоль стены ставились шатры и натягивались тенты для лавок, владельцы которых уж точно изрядно отвалили монет бургомистру за право расторговаться во время святого шествия.
– Клокс! – услышал судья, обернулся и поймал в объятия плачущую слезами счастья Юайджу. – Я его видела!
– Кого? – не понял Клокс. – Эгрича? Мадра? Кого?
– Его, – улыбнулась Юайджа. – Друга. Того, который однажды разбудил мое сердце. Потом исчез, у него много дел. Вернулся, когда я уже успела наделать глупостей. Понесла неизвестно от кого. Едва не обратилась в нищенку. Он поднял меня из грязи, отмыл, очистил, нашел моего брата, уговорил его помочь мне. Вся моя жизнь – он. И я его видела!
– Кто же этот святой человек? – скривился Клокс.
– Не скажу, – прошептала Юайджа. – Он все тот же. Прежний. Нисколько не изменился. Я уже старуха. Или почти старуха. Не от всего, куда я ступила, мне удалось отмыться. Горло мое по-прежнему сдавливает удавка. Но он прежний. И он есть. А больше мне ничего не надо. Даже если я не увижу его больше!
Сказала – и побежала в сторону собственного трактира, едва ли не одна из самых богатых торговок Граброка, со спины так девчонка, и только. Стройная и быстрая.
– Дура, – сплюнул Клокс и двинулся к ратуше.
– Я ждал тебя, судья, – сказал бургомистр, когда Клокс наконец прорвался через три поста стражи и оказался на втором этаже ратуши, в покоях, куда он не добрался вчерашним днем. Стены небольшого зала были обвешаны щитами. Под ними тянулись скамьи. Вместо обычного для магистратов большого круглого стола стоял небольшой столик, за которым и сидел бургомистр Скот. Перед ним лежала диргская стрела.
