– Прошу тебя, Ксантипп, – поморщился Киней. – Дай подумать.
И македонец, пожав плечами, притих.
Кинею видней. На то он и власть.
Дело хилиарха – ждать приказа. И пить подогретый мед, славно лечащий простуду, пока приказа не последовало.
Пусть рушится мир, но армия должна оставаться вне политики.
Наверное, это справедливо.
И все-таки жаль…
– Андроклид?
Томур, глядя в тусклый при свете дня огонь очага, покачал головой.
– Не уверен. Они не начнут боя. Просто потребуют пропустить их к Дубу. И получат оракул от подземных. Сам понимаешь, каким будет этот оракул…
Киней покивал.
Как не понять?
Царь Пирр прогневал Зевса! – ответят те, кто внизу.
Нет, не прогневал! – возразят томуры.
Но разве по силам спорить Кроне с Корнями?
Разве выстоит мирное скопище хаонов и феспротов, пришедших на праздник, против вооруженных, готовых к кровопролитию молосских бойцов?..
– А если начнем мы?
– Это их устроит! – Рот Андроклида напоминал сейчас темный провал, и редкие зубы безобразными пеньками торчали в синевато-розовых старческих деснах. – Тогда они смогут сказать, что мы нарушили закон Фарипа Златоустого.
– Проклятье! – Наконец спокойствие изменило и Кинею.
Закон Фарипа! Конечно! Тот, кто начнет усобье меж племен Эпира, да будет казнен позорной смертью. Тот, кто поможет преступнику, да удалится в изгнание. Хороший закон! Жаль только, что он, как и всякий закон, даже наилучший, похож на дышло колесницы…
– А кроме того, – в надорванном полувсхрипе старца прорвалось не присущее ему отчаяние, – я ведь не успел сказать о главном! Я был везде, от Томара до паравейской границы, не обошел ни одной башни, понимаешь? Кое-где архонты понимают, что к чему. Но они связались с Кассандром, или он с ними, уже не понять. Кассандр пошел на все их условия! Никакой оккупации, никакой дани, никаких наместников. Он просто пошлет сюда придурка Неоптолема, а с ним – почетную свиту, достойную царя Молоссии. Этак тысячи три, пышности ради. Понимаешь, простат?!
Тупая боль под сердцем разозлилась всерьез.
И укусила.
И отброшенная плетью воли, вновь спряталась в норку.
…Это меняет дело. Неоптолем, потомок царей, имеет право побывать у Дуба, принести ему дары. Таков обычай. Базилевс Македонии не просто может, он обязан почтить гостя пристойным сопровождением. Обычнейшая этика.
И смогут ли полтысячи эфебов Ксантиппа задержать наступление вшестеро превосходящей их массы обученной македонской пехоты?..
– Похоже, у тебя нет выхода, Киней.
– У нас, – поправил простат.
– У нас, – согласился Андроклид.
Нет выхода?!
– Андроклид! – Простат пружинисто развернулся. Сейчас он вовсе не походил на мудреца-политолога. – Скажи мне: допустим, простат Молоссии увидел вещий сон. Сон об измене! Может ли он обратиться к томурам за оракулом?
– Даже обязан. И томуры, не отлагая, истолкуют шепот листвы, – на миг меж реденьких сивых усиков мелькнула понимающая ухмылка. – Однако сейчас ветви Дуба мертвы, а значит, и томуры безгласны. Первые почки раскроются не скоро.
– Это понятно. Скажи-ка, Андроклид, – Киней почти шептал, вкрадчиво, словно похотливый старец, убеждающий девственницу не пренебрегать им, – а допустим, старейший из томуров подтвердит, что вопрос был задан в день, когда листва уже пробудилась? И предположим, что это случится не позднее завтрашнего дня?..
Томур опустил глаза. Помолчал. Тяжело вздохнул.
– Если такое случится, предателей надлежит покарать немедля, и в этом нет нарушения законов златоустого Фарипа. Однако…
Снова молчание. Долгое. Почти бесконечное.
– Однако такое прощается только победителям…
– Ксантипп! – рвано выкрикнул Киней. – Ты все понял?!
– Мы выжжем дотла осиные гнезда, прростат! – Лицо македонца пошло багровыми пятнами.
– Тогда – поднимай этерию, хилиарх! Случилось чудо! Листва Дуба предупредила царя о черной измене. Это так, почтенный Андроклид?..
Старый жрец скрипнул зубами, и на прикушенной губе выступила кровавая капелька.
– Да, – ответил он еле слышно.
– Хорошо. А теперь – за дело…
Спокойно, не торопясь, Киней назвал десяток имен.
– Это – главные, Ксантипп. С остальными можно и договориться. Но нужно действовать быстро и тихо. Проявлять милосердие запрещаю. Что-то не ясно?
– Позволь исполнять, прростат!
– Исполняй. Свидетелей не оставляйте. И еще. Сделаешь дело, посылай верных людей в Додону. Измена затаилась и в подземельях… – Киней бросал фразы одну за другой, глядя сквозь хилиарха. – Далее. Возьми с собой только хаонов и феспротов. Молоссов оставь…
Улыбнулся.
– Почему ты еще здесь, Ксантипп?..
Спустя мгновение тяжелые шаги хилиарха гремели за дверью, удаляясь вниз.
– Вот так, – непонятно к кому обращаясь, заключил Киней. – И никак иначе. О чем задумался, Андроклид? Жалеешь, что ввязался?..
– Нет, – томур покачал головой. – Когда-нибудь нужно было начинать, так почему не сейчас? Но я рад, что Пирр нынче в Амбракии. Ты что, знал все заранее?
– Откуда? – удивился Киней. – Я что, бог? Просто мальчику пора было посмотреть на истинный город. К тому же, как бы ни сложилось, тамошние греки не сдадут его. Скорее, отправят к сестре. К Деметрию. Там мальчик не пропадет. Впрочем, что это мы хороним себя заранее?..
Андроклид поежился.
– При чем тут похороны? Просто зябко здесь. А вообще-то забавно: томур-клятвопреступник. Никогда такого не бывало…
– Ну и что? – приподнял брови Киней. – Сам же говоришь: все когда-нибудь случается впервые. Так почему не теперь? Хотя, согласен, забавно: томур-клятвопреступник и простат-мятежник. В этом и впрямь что-то есть…
– Сладкая парочка, – хмыкнул Андроклид, и Киней усмехнулся, оценив шутку по достоинству.
А затем присел рядом с томуром, дружески коснувшись плеча молосса.
– Скажу честно, мне страшновато. Скорее, даже не за себя, а за хорошее дело…
– А за Пирра?
В завитках шелковистой, любовно подстриженной бородки на мгновение мелькнули белые мелкие зубы.
– Пирр – умный мальчик. Если все пойдет, как должно, он вернется в Додону базилевсом всех эпиротов. Если же боги подшутят над ними… Ну что же, мы уже дали ему все, что могли; пусть учится у самой жизни. А сюда он все равно вернется, раньше или позже. Неоптолем бесплоднее камня, а иных претендентов нет…
