– Ну, держись, Иван! – подбодрил он себя в веселом отчаянии. Похоже, он и сейчас не верил, что его могут убить. И вдруг взгляд его упал на торчащий из сапога кутар.
Князь распахнул дверь, держа над головой занесенную для удара саблю, и столкнулся лицом к лицу с Иваном.
– Н-на! – выдохнул Новик и с силой воткнул кинжал в живот князя.
Кутар легко пробил кольчугу на животе и оттопырил ее на спине.
Хозяйски заложив руки за спину, Новик быстро шел по дворцу. Где-то кто-то еще кричал, и изредка стреляли.
– Куда это, Иван Васильевич? – спросил подбежавший красноармеец, показывая лежащие на подносе украшения.
– В казну, все в казну, – говорил Новик деловито. – Будем бедным по пути раздавать.
Взгляд его упал на украшения, и он остановился. Сверху лежало необыкновенно красивое ожерелье. Иван взял его, посмотрел оценивающе и сунул в карман галифе.
– Шишкин! – воскликнул он, увидев идущего навстречу со смущенной улыбкой приятеля. – Где ж ты прятался все время?
– В надежном месте, Иван Васильевич, – успокоил Шишкин.
– Ох и трусло же ты! – искренне восхитился Иван.
– Я не трус, Иван Васильевич, а заложник идеи, – терпеливо объяснил Шишкин.
– Это какой такой идеи? – насмешливо поинтересовался Иван.
– Вернуться на родину, водочки в «Яре» выпить и по снежку вечерком под звездами – хруп-хруп, хруп-хруп…
Новик захохотал.
– Иван Васильевич… – подбежал еще один красноармеец.
– В казну, в казну! – отмахнулся Иван.
– Нельзя в казну, Иван Васильич!
– А что такое?
– Гарем!
Новик остановился и подмигнул Шишкину.
– Гарем, Шишкин.
Иван стоял по пояс в воде в том самом бассейне, в который он влетел, когда драпал от князя. На другом краю баcсейна сгрудилась дюжина ханских наложниц. Чтобы вода скрывала тело, барышни сидели на корточках и испуганно смотрели на Ивана. Новик плескал себе воду под мышки и бросал на дам задорные взгляды. На краю бассейна сидел, скрестив ноги, Шишкин, прикрыв глаза, курил кальян и время от времени задавал вопросы.
– Вы природный левша, Иван Васильевич?
– Почему?
– Я видел – вы саблю в левой руке держали.
– Не саблю, а шашку, – поправил Новик. – Сломалась, зараза. И орден пропал. Вообще-то, Шишкин, я нормальный, ложку в правой руке держу и хрен, когда по нужде. А левой рубиться сподручнее, вот я и научился. Не любят в бою левшов.
Он говорил, не сводя упорного взгляда с наложниц, и в глазах его возникла досада.
– Значит, так, Шишкин. Там, наверху, есть комнатуха, я сейчас туда пойду, а ты их ко мне запускай. А то они уже посинели.
– По одной или всех сразу? – меланхолично поинтересовался Шишкин.
Новик задумался.
– Не, по одной… Сразу – это, пожалуй, нехорошо будет…
Шишкин повернулся к двери и сказал почему-то:
– Гарем.
– Гарем, Шишкин, гарем, – подтвердил Новик и подмигнул барышням.
– Гарем, – почему-то повторил Шишкин.
– Я и говорю, гарем, – повторил Новик и только с третьего раза расслышал, что тот сказал.
– Горим, – сказал Шишкин тихо.
Иван повернул голову и увидел Наталью.
– Наталь Пална, здоров! – глухо поприветствовал Новик, косясь на наложниц.
– Здорово, здорово, Иван Васильич, – качая головой, грустно отозвалась Наталья.
– Ты чего, вернулась, что ль? – живо поинтересовался Иван.
– В командировку Брускин послал, – ответила Наталья. – Эх, Иван, Иван…
– А я чего, Наталь, это у них бани такие, народные. Шишкин, скажи!
– Иван Васильевич абсолютно прав, Наталья Павловна, это общественные бани, – подтвердил Шишкин. – Я вот сейчас докурю и тоже пойду мыться.
– Ладно, Иван, прощаю и больше никогда не вспомню, – спокойно и устало заговорила Наталья. – Но если еще раз…
– Наталь… – подал голос Иван.
Наталья наклонилась, подхватила с пола Новиковы подштанники и, кинув их ему в лицо, крикнула:
– Одевайся!
Гаремные захихикали.
Был вечер. Они скакали рядом по лесной дороге – Иван на вороном коне, Наталья на белой кобыле.
– Заблудимся! – смеясь, крикнула Наталья.
– Да это рядом. Стой-ка! – вспомнил Иван.
Они остановили лошадей, и Новик достал из кармана ожерелье и надел его на шею Наталье прямо поверх гимнастерки. Наталья смутилась, не зная, что сказать. Иван пришпорил коня и крикнул:
– Не отставай!
Он остановился, соскочил на землю, подхватил Наталью с седла, перекинул ее, смеющуюся и вырывающуюся, через плечо и понес в джунгли.
Наконец он поставил ее на ноги.
– Гляди! Мои разведчики нынче обнаружили. Я им молчать приказал, а то наши узнают, рехнутся все.
Перед ними был храм, стоящий одиноко и таинственно посреди джунглей. Его стены были сложены из плотно стоящих друг к другу каменных фигур. Иван крутил ус и поглядывал на Наталью.
– О-о-ой! – испуганно выдохнула она.
Все эти каменные люди, женщины с пышными грудями и мужчины с огромными фаллосами, любили друг друга, ласкали, застыв в самых немыслимых позах.
– Ой! – вскрикнула Наталья испуганно и отвернулась, закрыв лицо ладонями. – Стыд-то какой…
– Какой стыд, нету никого… Да погляди ты! – настаивал Иван, поворачивая ее к Храму любви и отрывая ладони от лица.
Наталья сопротивлялась, но Иван был сильнее. И Наталья перестала сопротивляться и стала смотреть.
Пролетели вдруг низко и сели неподалеку, распушив хвосты, несколько павлинов.
Была ночь, безлунная, звездная. Наталья кричала пронзительно, свободно и счастливо, и после каждого ее крика ночные джунгли затихали и удивленно прислушивались.
И на привале прислушивались.
– Дед! Слышь, дед! – тряс за плечо, будил своего деда Государев-внук.
– Чего? – заполошно спрашивал Государев-дед со сна.
– Шешнадцать! – потрясенно сообщал внук.
Глава пятая
Штат Уттар-Прадеш.
Джонс-Пойнт.
29 ноября 1922 года
Мисс Фрэнсис Роуз проснулась оттого, что где-то неподалеку несколько раз выстрелили. Она потянулась, выбралась из широкой постели и, как была в длинной ночной сорочке, вышла на балкон, где стоял маленький столик, стул и небольшой телескоп на высокой треноге.
