15. Приключение в полете
Я думал, что мы все будем сильно мерзнуть в полете. Но когда я поднялся выше облаков, солнце, несмотря на то, что была зима, все-таки нас согревало. Солнце летело от нас по правую лапу, потому что наше направление было – на северо-северо-восток. Кайсын начал напевать что-то тягучее на непонятном языке. Я крикнул ему:
– Эй, ты что такое поешь?
– Это древняя путевая песня. Мои предки пели ее, когда с кочевниками отправлялись в долгий переход по пустыне.
– А о чем песня?
– А я не знаю! Это забытый язык. Я думаю, что-то про дорогу… – и Кайсын затянул снова: – Ав-вав-гам-у… а-гала-бала-у… Ых-тын-гы-ды-ы… А-быры-гыры-ы…
Мушка и Пчелка сидели тихо, наверное, заснули под гул ветра и гудение Кайсына. Я не знаю, с какой скоростью я летел. Но уверен, что не с первой космической. А то бы мы умчались к Солнцу. Через несколько часов Кайсын перестал петь и предложил:
– Может, посмотрим, что там внизу? Хорошо бы сесть и перекусить.
Я не возражал. Да и лапы размять было бы неплохо. А то окоченели совсем. Я направил мотоцикл вниз и вошел в зону облаков. И тут вдруг из коляски, где спали наши космонавтки, раздалось ворчание, а потом лай и ругань. Мушка и Пчелка забарахтались под шалью. Я даже не успел сообразить, как это случилось. В одно мгновение Мушка выскочила из коляски и кувыркнулась вниз! Пчелка только зубами лязгнула, пытаясь удержать ее за хвост. А Мушка стремительно уменьшающейся черной кляксой полетела в облака.
Кайсын охнул. А я развернул мотоцикл назад и пустил в крутое пике. Только бы не потерять маленькую Мушку из виду! Нас сразу заволокло белой мутью. Туман клочьями проносился мимо. А далеко внизу еле различимая таяла в тумане наша Мушка…
Вот облака рассеялись, и я увидел, что мы мчимся почти вниз головой прямо на серую водную гладь. На ее фоне маленькая Мушка была почти не видна. Я даже успел отчаяться, но через мгновение черненький силуэт собачки стал увеличиваться. Мы ее догоняли! Еще, еще немного! Вот она, рядом! Я притормозил и поднырнул под нее.
– Лови! – крикнул я Кайсыну.
Алабай широкой лапой с большущими когтями сгреб Мушку за шкирку и ловко забросил в коляску. Там в нее вцепилась Пчелка.
Я, переводя дух, плавно вышел из пике – над самыми волнами. Нужно было садиться. После такого потрясения я не мог удержать руль в лапах, до того они ослабли. Еле-еле дотянул до леса. Под колесами замелькали макушки деревьев, потом появилась проплешина – небольшая полянка. Туда я и направил наш мотоцикл.
Когда мы сели, я увидел далеко в небе бабушкину шаль. Она летела, трепеща распростертыми краями, как большая серая птица. Потом порыв ветра отнес ее куда-то далеко за высокие сосны.
16. Привал
Мы с Кайсыном спрыгнули с мотоцикла на снег и заорали одновременно:
– Мушка! Ты что?!
Мушка высунула блестящий нос из коляски, растерянно хлопая глазами.
– Я ничего… Сон дурацкий приснился…
– Ну, ты даешь! – сказала Пчелка и погладила Мушку по спине. – А я уже думала – как я без тебя буду? Ты же моя самая старая подруга!
– Сама ты старая! – засмеялась Мушка. – А вообще, ничего особенного не случилось. Самая обыкновенная невесомость. Я пока летела, даже вспомнила, как разворачиваться. А то тут, на Земле, совсем навыки потеряла.
– Сон дурацкий… – проворчал Кайсын, тряся головой. – Это ты – собака дурацкая!
Я понимал, что он не со зла так говорил, а от радости, что все обошлось. Мне тоже хотелось на радостях сделать что-нибудь такое. Только я не знал, чего больше хотелось – обнять Мушку или оттрепать ее хорошенько за ухо.
Нужно было устраиваться на привал. Поесть, согреться, заодно и переночевать. После Мушкиного падения лететь никто не хотел. Да и вечер близился.
Мы затащили наш летучий транспорт под широкую разлапистую елку. Выкопали там же в снегу яму, набросали в нее еловых веток. Получилось что-то вроде гигантского птичьего гнезда. Поставили в центре этого гнезда мешок с кормом, а сами расселись кружочком. Хвоя была мягкая и приятно грела лапы. Сверху нас прикрывала от ветра и снега старая ель. Уютно и спокойно.
– Тут уже недалеко город Рыбинск. Это было Рыбинское водохранилище, – сказал Кайсын, выкусывая ледышки, которые застряли между пальцев, – куда Мушка чуть не нырнула. Теперь будет лес до самого Плесецка.
– А долго еще лететь? – спросила Пчелка.
– Недолго уже. Лапой достать. На мотоцикле мы долетели гораздо быстрее, чем я на поезде тащился.
– И чтоб больше не спать! – строго приказала Пчелка подружке.
Потом мы торжественно вскрыли мешок «Рояль с кониной». Оказалось – не рояль, не конина, но вкусно. Мы так аппетитно хрустели в четыре пасти, что, казалось, хруст раздавался на весь тихий зимний лес. Кайсын отвалился первый, подождал, пока дожуют остальные, и спросил у Мушки, хитро прищурившись:
– Так что же это за сон такой был? Из-за которого мы чуть раков не пошли кормить?
– Раков? – переспросила Мушка.
– Да рак здесь самая главная промысловая рыба, – хмыкнул Кайсын. – Еще чуть-чуть, и пошли бы мы все на дно…
– Ну, – смутилась Мушка, – страшный сон… Мы летим, летим и уже к Марсу приближаемся. А там волк! Зеленый, лохматый и нафталином пахнет. Я его ка-ак стукну по носу! А он меня ка-ак цапнет! Ухо напрочь откусил…
– Это ты мне по носу заехала! – рассмеялась Пчелка, – а я тебя, не разобравшись, спросонок и куснула…
– Ну, клоуны… – проворчал, качая головой, Кайсын.
– А тут волки есть? – спросил я, – Или медведи?
– От нас за версту человеком пахнет, вернее, мотоциклом. Что, в принципе, одно и то же. Лесной зверь не сунется, – сказал Кайсын. И, широко зевая, невнятно добавил: – Если не очень – чавк! – голодный.
– Кто голодный? – не расслышала Пчелка.
Кайсын не ответил. И я промолчал. Я же не от страха спросил, а просто так, из любопытства. К тому же очень хотелось спать.
17. Лесной гость
