Однако часы тикали, а Физз продолжал неотлучно сидеть рядом с нами, хрустеть курадо да вставлять в разговор свои бестолковые потешные реплики. Иными словами, вел себя так, словно между нами не было никакой размолвки. Долорес периодически поднималась на мачту отметить, где находится Кавалькада. С каждым часом пылевое облако становилось все ближе, и к полудню уже не осталось сомнений, что кабальеро движутся по нашим следам и прибудут сюда сразу после обеда.
Но как же медленно тянется время! И это мучительное ожидание губило все удовольствие от нашего пира. Победная эйфория улетучилась, и хоть бочонок с кактусидром помаленьку пустел, никто из нас больше не пьянел. Постепенно все разговоры как-то сами собой стихли, и на «Гольфстриме» воцарилась гнетущая тишина. Даже Убби, и тот притих: либо смирился со своей участью, либо замышлял ответное коварство.
Впрочем, что бы он ни задумал, я ни под каким предлогом не собирался открывать трюм до прибытия дона Балтазара. Да и по прибытии кабальеро я не подойду к люку ближе чем на дюжину шагов. Мы свою задачу выполнили и исчерпали наш лимит риска, пожалуй, на месяц вперед. Так что пусть гвардейцы сами выводят северянина из темницы, а наше общение с ним так или иначе подошло к концу.
– У меня дурное предчувствие, Mio Sol, – молвила Долорес спустя четверть часа после того, как умолкла беседа и был допит кактусидр. – А ты меня знаешь: если я говорю «быть беде», значит, так оно и будет.
– Очень справедливое замечание, мсье шкипер, – подал голос Гуго. От нечего делать он изучал брошенную северянином амуницию, примериваясь то к брату Ярнклоту, то к Ярнскиду. Однако мысли Сенатора были сосредоточены сейчас явно не на наших трофеях: – Если мадам Проныра в чем-то и ошибается, то только в своем предвзятом отношении ко мне. В остальном же интуиция ее редко подводит. Да и мне, сказать по правде, тоже с утра как-то не по себе.
– Прекрасно вас понимаю, – ответил я, хмуро взирая на пыльный юго-запад. – Поди, не каждый день с доном Балтазаром сталкиваемся. Да еще когда он не в духе. Но отступать слишком поздно, так что ничего не поделаешь… Хотя кое-какие меры предосторожности принять не помешает. Уповать на милосердие Владычицы – дело не безнадежное, но не более того. Поэтому давайте-ка поступим так: ты, Моя Радость, возьми простыню почище и вывеси на мачте белый флаг. Пускай гвардейцы видят, что мы не собираемся оказывать сопротивление. А мы с Сенатором пока отгоним «Гольфстрим» на пару километров севернее. Судя по карте, там начинается длинный, пологий спуск. В случае чего он нам поможет. Ну а тебе, дружище Физз, обижайся не обижайся, придется сесть на цепь. И умоляю: помалкивай, ладно? Дон Балтазар, конечно, великодушен, но если ты вдруг обзовешь его дерьмом, боюсь, он не оценит твое изысканное чувство юмора…
Говорят, что если вся Кавалькада выстроится в одну шеренгу, она не размыкая строй запросто окружит Столп. Причем между ним и кольцом оцепления останется еще довольно приличное расстояние. Так оно на самом деле или нет, мы не выяснили. Как оказалось, конная гвардия Владычицы преследовала нас не в полном составе. Кабальеро двигались по предгорьям Хребта группами примерно по полсотни всадников каждая. Расстояние между отрядами сохранялось такое, чтобы пыль от впереди идущих групп не застилала глаза скачущим за ними товарищам. Сколько же всего таких отрядов гналось за нами, мы могли только догадываться. Но их было явно не меньше четырех.
Вывесив белый флаг и установив буксир на склоне носом вниз, мы все же зарядили баллестирады, но при этом демонстративно нацелили их в небо и отошли от орудий. Опускать раньше времени трап тоже не рискнули. Так что если гвардейцы атакуют нас без предупреждения, с ходу им на борт не прорваться.
Приготовившись, мы встали у борта и замерли в ожидании, прислушиваясь к далекому конскому топоту. Поднятая всадниками пыль вздымалась над юго-западным горизонтом грязной, рваной пеленой. Самих кабальеро отделяли от нас скальные гряды, и увидеть авангард Кавалькады мы сможем лишь за минуту-другую до того, как он доберется до «Гольфстрима».
Нарастающий с каждой минутой топот сотен рапидо повергал в смятение и заставлял ежиться от ощущения собственной ничтожности и беззащитности. Встречаться с доном Балтазаром не любили даже те, у кого отродясь не возникало разногласий с Владычицей. Бургомистры, поселковые старосты и вожаки Стервятников в ужасе хватались за головы, когда им докладывали о появлении в их краях Кавалькады. И неважно, что приютившему гвардейцев городу или поселку полагалась затем значительная «водная» компенсация всех издержек; их по предъявлении специального ордера погашал шкипер первого же пришедшего с Юга танкера. Кавалькаду боялись, потому что кабальеро не считались ни с чьей властью, кроме той, какой они сами подчинялись. Это давало им право вершить суд где угодно и над кем угодно, руководствуясь лишь собственными понятиями о справедливости.
Во времена, когда на обезвоженной Вседержителями Земле из всех водных запасов остались лишь гренландский и антарктический льды, баланс политических сил в Атлантике определился довольно быстро. Всего за несколько лет весь полярный лед перешел под власть крупных вооруженных группировок. Их могущество лишь укрепилось, когда высохли последние реки, стекающие с обоих Великих плато. Холод и исчезновение Чистого Пламени не позволяли северянам и южанам вести полноценное сельское хозяйство, в то время как в теплой экваториальной зоне земля не могла плодоносить из-за тотального дефицита влаги. Однако настоящего взаимовыгодного сотрудничества Центра с Севером и Югом все равно не получилось. Условия в этом альянсе закономерно диктовал тот, кто сидел на ледяных горах и контролировал все подходы к ним.
Именно труднодоступность льда и суровый для жителей тропического пояса климат мешали им в массовом порядке переселиться поближе к воде. Выгоднее всего в этом плане устроились южане. Их защищает гигантский Фолклендский разлом, что протянулся вдоль южной пятидесятой параллели через всю Атлантику от Западного Великого плато до Восточного. Он служит естественной и непреодолимой преградой на пути всех желающих отвоевать себе хотя бы кусочек водоносной Антарктиды у ее нынешних хозяев. Проходы, по которым можно попасть в те холодные земли, охраняют дивизионы боевых бронекатов Владычицы. Они же пропускают и сопровождают все идущие на север и обратно танкеры.
В те годы интересы водяных королей сталкивались лишь на экваторе. Но по мере таяния северной ледовой шапки, что оказалась многократно тоньше, нежели антарктическая, южане планомерно отвоевывали у конкурентов подконтрольные им территории. Чем в итоге все закончилось, ныне известно каждому жителю Атлантики. И теперь она пьет и орошает поля одними лишь талыми водами Антарктиды. Ее тысячелетние ледяные толщи, как заверяли их хозяева, неиссякаемы и тают не так быстро, как богатства канувших в Лету повелителей Арктики. Хотя так оно на самом деле или нет, не ведает никто из простых смертных.
Как не ведаем мы доподлинно и то, принадлежат ли последние льды мира одной лишь Владычице или кто-то еще, столь же ушлый, грызет их с противоположной стороны. Все пути на запад и восток лежат за Фолклендским разломом. Они досягаемы только для перевозчиков, имеющих туда доступ. По доходящим до нас скудным сведениям, на просторах Пацифики и Индианы живут такие же люди, как мы, и дюжина танкеров регулярно наведывается туда через проход Дрейка и по равнине Агульяс. Однако, учитывая, что только по одной Атлантике курсирует более двухсот водовозов, напрашивается вывод: власть нашего водного монополиста распространяется на те земли отнюдь не безгранично. Впрочем, это еще не означает, что там нет своих Владычиц и прислуживающих им Кавалькад…
