Я как чуял, что сделанная мной повторная ставка на правду опять окажется проигрышной! И что за недоверчивый народ служит в Кавалькаде! А вот соври я, к примеру, что напавших на дона Торреса варваров было видимо-невидимо и что только один из них в том бою выжил, как пить дать команданте мне поверил бы! Мало ли что он не нашел на месте того побоища ни одного вражеского трупа! Главное, эта махровая ложь не противоречила бы представлениям дона Балтазара о доблести его кабальеро.
– Этот варвар… Убби Сандаварг… он налетел на ваших бойцов из засады словно бешеный зверь и не дал им ни малейшего шанса. – Мне предоставили последнюю попытку оправдаться, и я не мог ею не воспользоваться. – Преклоняюсь перед отвагой дона Торреса, но он и его люди просто-напросто стали жертвами чудовищного коварства. Северянин сразу же навязал им бесчестный бой, а уж он-то, поверьте, в этом большой мастер. Да вы и сами убедитесь, насколько он дик и безрассуден, когда вытащите его из трюма.
– Безусловно, шкипер, именно так я сейчас и поступлю, – согласился дон Риего-и-Ордас, однако изменившийся тон его голоса мне очень не понравился. – Но сначала выслушайте мою правду о том, что произошло пять дней назад на Нэрской равнине. И хоть я не присутствовал при убийстве дона Торреса, могу поспорить: в моей короткой истории будет гораздо больше реализма, нежели в вашей, пространной и чересчур удивительной…
Я ощутил, как внутри у меня все холодеет, а ноги становятся ватными. Стоящего рядом Гуго прошиб крупный пот, но бьющее нам в глаза солнце было здесь явно ни при чем. Малабонита нахохлилась, настороженно прищурилась и прикусила губу. История дона Балтазара еще не началась, но каждый из нас фактически уже знал, какой она будет. И, что самое страшное, – кем будем в ней мы – трое бедолаг, невольно втянутых в совершенно чужую войну.
– Так вот, слушайте, как на самом деле погиб храбрый дон Торрес и его люди, – продолжал команданте. – Бесспорно, их прикончил варвар. Однако прикончил не в одиночку, а в компании со своими приятелями. Точнее, теперь уже бывшими приятелями. Разумеется, я имею в виду вас – жалких и алчных трусов, которые до этого прикончили Томаса Макферсона, узнав, каким бесценным сокровищем он обладает. И когда ваша гнусная банда столкнулась с кабальеро дона Торреса, вам повезло отвлечь их внимание, и они, на свою беду, проморгали выскочившего из засады убийцу. Хотя, уверен, вы тоже успели нанести удар в спину кому-нибудь из наших товарищей. Однако вы не учли одного – того, что не пройдет и недели, как мы найдем ублюдков, совершивших это дерзкое преступление. И когда сегодня утром вы увидели на горизонте настигающее вас возмездие, ваша троица перепугалась и задумала свалить всю вину на варвара, сделав его своим козлом отпущения, а сама остаться не при делах. Поэтому неудивительно, что преданный вами подельник впал в такую безумную ярость.
И дон Балтазар указал на содрогающийся под могучими ударами Убби трюмный люк.
Наверное, мне стоило изобразить сейчас донельзя оскорбленную невинность. И, рванув на груди рубаху, поклясться самыми страшными клятвами, что мы не лжецы и все рассказанное нами – сущая правда до последнего слова. Или я должен был пасть на колени и лобызать команданте сапоги, слезно умоляя смиловаться над нами и не отнимать наши жизни? А может, надо было выпросить у него шанс искупить наши грехи любой повинностью, какую только возложит на нас сеньор Балтазар?
Не знаю, не знаю… Возможно, какой-нибудь из этих способов и впрямь помог бы вымолить прощение у посланника Владычицы. Но мы как застыли от ужаса после всего сказанного им, так и стояли истуканами, будучи не в силах вымолвить ни слова.
– Вы заблуждаетесь, сеньор, – наконец заговорил я, совершенно не узнавая собственного голоса. Вылетающие из моего пересохшего горла звуки больше походили на предсмертные хрипы висельника, чем на речь пока еще живого человека. – Из всех беззаконий, какими вы нас попрекаете, мы виновны только в бегстве с места преступления. Но ведь мы бежали не по своей воле, а под угрозой насилия! Иной вины за нами нет, а тем более вины в чьей-либо смерти. Я всегда был наслышан о вас как о справедливом человеке, но сегодня, обвиняя нас в пособничестве вашим врагам, вы допускаете чудовищную ошибку. Именно ошибку, уверяю вас, сеньор…
Однако мои слова канули в пустоту. Дон Балтазар не дослушал, а с демонстративным равнодушием отвернулся и, оставив нас, подошел ко входу в трюм.
– Принесите сеть, – вполголоса, дабы не услышал пленник, приказал он, не сводя глаз с опутанной цепью крышки. – И пришлите сюда еще людей. Надо непременно взять варвара живым. Прежде чем он издохнет, хочу задать ему несколько вопросов. Любопытно, откуда прибыл этот краснокожий монстр и кто его сюда послал.
Ординарцы, придерживая шляпы, бросились не мешкая выполнять распоряжение. Команданте постоял еще немного возле люка и неторопливо зашагал к трапу. На лице главного кабальеро лежала печать глубокой, усталой задумчивости. Но раздумывал он явно не о нашей участи, которая, судя по всему, была им уже решена.
– Прошу прощения, сеньор! – окликнул его капрал, оставшийся на палубе вместе с тремя гвардейцами – одними из тех, кто обыскивал «Гольфстрим» перед приходом вершителя наших судеб.
Сошедший с трапа дон Балтазар встрепенулся и обернулся.
– Разрешите осведомиться, сеньор? – обратился к нему капрал. Команданте молча кивнул. – Вы не оставили распоряжений, поэтому хотелось бы узнать, как нам поступить с командой бронеката.
– Ах да, эти трусливые псы… – словно бы нехотя вспомнил дон Риего-и-Ордас. – К счастью, у нас есть, кем их заменить, и мне они больше не нужны. Убейте их, Уртадо, и выбросьте тела за борт. Пусть кости шакалов обгладывают другие шакалы. Это единственная справедливость, какую они могут у меня выклянчить…
Глава 6
Как говаривал некогда известный на всю Атлантику неуловимый грабитель караванов Халил Ибн Рази, если тебя приговорили к смерти, это вовсе не значит, что ты уже мертв. Что он блестяще и доказал на собственном примере. Получив заочные смертные приговоры от властей двадцати городов, Ибн Рази еще добрый десяток лет преспокойно творил свои бесчинства, пока не погиб нелепой смертью, отравившись прокисшим кактусидром.
Нам, конечно, старушка-смерть не собиралась давать такую солидную фору. Едва дон Балтазар решил нашу участь, как капрал Уртадо подал знак трем своим бойцам, и все четверо разом схватились за шпаги, не желая, видимо, стрелять в нас из слишком долго перезаряжающихся пистолетов. После чего привычный мир Еремея Проныры Третьего рухнул до основания и больше никогда не возродился в прежнее состояние…
Именно зловещее «вз-з-зынь!» выхваченных из ножен клинков и блеснувшее на них солнце вывели меня из ступора. А паническая мысль о том, что через три секунды всем нам выпустят кишки, подтолкнула к действиям. Вытаращившись расширенными от ужаса глазами на обнаженные шпаги гвардейцев, я резко вдохнул полной грудью и что есть духу проорал:
– Физз, ко мне!!! Ко мне-е-е-е!!!
И Физз, мой старый друг, которого я совершенно несправедливо заподозрил в измене, бросился на мой отчаянный призыв так быстро, как только смог. Бросился невзирая на то, что был посажен на цепь и наверняка знал – сорваться с нее ему не удастся. А если и удастся, что мог сделать некрупный ящер, даже обладающий толстой чешуей и острыми зубами, против четырех гвардейцев со шпагами?
